После кофе и сигар, когда дождь прекратился, они шли по влажным улицам, среди безумных автомобилистов, носящихся туда-сюда по проспектам, окрашенных грязью омнибусов и автобусов с талончиками по десять сентаво, вооруженных солдат нерегулярных войск в частных экипажах, рот кадетов верхом, торговцев птицей из Долины Мехико, которые гнали ивовым прутом стаи индеек посреди дорожного движения и по обочине, в конце концов вошли в роскошный новый отель «Тескатлипока», где знакомый Гюнтера, Адольфо «Эль Репарадор» Ибаргуэнгоития, представитель недавно возникшего племени новых предпринимателей, работающих между пулями, как они любили выражаться, для решения проблем, созданных революцией и ре-революцией, снял пентхаус с видом на Чапултепек-Парк и дальше. Встревоженные мужчины в черных костюмах, по-видимому, как и Гюнтер, пришедшие сюда, нуждаясь в услугах специалиста по ремонту, бродили в тумане табачного дыма. Ибаргуэнгоития, для контраста, был в белом костюме, сшитом на заказ, и в туфлях из крокодиловой кожи под стать. Воскликнув: «Wie geht's, mein alter Kumpel! Как жизнь, старина!», он обнял Гюнтера и жестом пригласил их с Фрэнком внутрь. Молодая женщина в неопределенном наряде горничной принесла шампанское в ведерке со льдом, Гюнтер и Ибаргуэнгоития вышли за двери красного дерева, чтобы посовещаться.
У одного из окон Фрэнк заметил телескоп на штативе, направленный, как оказалось, на запад, на новый Памятник Национальной Независимости, высокую гранитную колонну, возвышающуюся над Реформой, с крылатой позолоченной фигурой наверху — предположительно, Победой, хотя все называли ее «Ангелом» — высотой двадцать с чем-то футов, примерно на том уровне, где сейчас находился Фрэнк. Фрэнк украдкой заглянул в окуляр и увидел, что всё пространство обзора занято лицом Ангела, смотрящего прямо на Фрэнка, лицо из чеканного золота, перенесенное в царство, больше подходящее ритуальным маскам, чем определенным человеческим лицам, но все-таки он узнал это лицо. Другим глазом Фрэнк видел Ангела, возвышающегося в свете заходящего солнца, с кружащейся от своего веса золота и бронзы головой, словно удерживая равновесие, чтобы не полететь без предупреждения и пощады прямо на него, в то время как за спиной статуи высокая гряда кучевых облаков медленно плыла вверх. У Фрэнка было такое чувство, словно его предупреждают о необходимости к чему-то подготовиться. Пустое золотое лицо проникновенно смотрело на него, и, хотя губы статуи не шевелились, Фрэнк слышал, что она говорит на настойчивом испанском, звонком, искажающим тона металла, единственные слова, которые он смог узнать: «máquina loca», «muerte» и «tú».
— Сеньор?
Когда он снова сфокусировал взгляд, кто бы ни говорил с ним, он уже ушел. По-видимому, он скорчился в углу вдали от окна, вдыхая сигаретный дым и почти ничего не замечая. Он встал и увидел, что Гюнтер обменивается с Ремонтником прощальными объятиями абрасо.
— Конечно, нет никаких гарантий, что какая-нибудь банда местных sinvergüencistas, негодяев, не решит ограбить ваш дилижанс, — говорил Ибаргуэнгоития, — но....времена нынче непредсказуемые, не так ли, ¿verdad?
Пока лифт спускался вниз, Гюнтер рассматривал Фрэнка с чем-то вроде изумления.
— Ты смотрел на Ангела, — в конце концов сказал он. — Немудрая линия поведения, как я выяснил.
Оказалось, что Ибаргуэнгоития договорился тайно доставить их в Чьяпас на каботажном судне из Вера-Крус в Фронтеру, Табаско, оттуда на дилижансе, diligencia, в Виллаэрмосу, Тустла-Гутьеррес, и через Сьерру на побережье Тихого океана. Они прибыли на кофейную плантацию, cafetal, через неделю, верхом, около полудня, бригадир чуть ли не стащил Гюнтера из седла, озвучивая длинный перечень кризисных ситуаций, а Фрэнк, прежде чем понял, что происходит, уже рассматривал причудливо спроектированную протирочную машину, инструкция к которой была на немецком, a парочка местных, ответственных за ее техническое обслуживание, кажется, не понимала, что Фрэнк не имеет ни малейшего представления о том, что не так с этой машиной, и еще меньше представляет, как ее починить.
Со стационарным двигателем всё было в порядке, рукоятки, блоки, ремни и муфты изношены, но в рабочем состоянии, трубы цистерны, в которой отмокали кофейные ягоды, чистые, насос работал, так что проблема была в неправильной работе самого устройства или в том, что кто-то неправильно его подключил. После досадного часа разборки и повторной сборки Фрэнк наклонился над машиной и прошептал: «Tu madre chingada puta», несколько раз оглянулся и наградил фиговину театральным ударом исподтишка.
Словно до нее вдруг дошло, машина задрожала, включилась, и не работавший цилиндр измельчителя завертелся. Один из Индейцев открыл клапан цистерны, и ягоды начали плыть сквозь него красным потоком бобов, текстура которого напоминала красное вино, на выходе получалась пульпа, смешанная с зернышками, еще с так называемой кожурой, готовая к следующим этапам промывки и смешивания.