На дне

Джабар протащил меня мимо Изгоя, и я успела встретиться с ним взглядом. Он медленно закрыл глаза и снова открыл. Господи. На его лице места живого нет, и на груди кожа вздулась от ожога. Как он так попался? Каааак?

Губами шевелит, а я разобрать не могу… Не могу. Так и не поняла ни слова. То ли "надо" сказал, то ли "нет", не знаю. Кто теперь детей оттуда вытащит? Как они там? Одна надежда на него была.

* * *

Сидеть в этой комнате было пыткой. Знать, что там снаружи мучают моего брата, а мой муж лапает свою любовницу и потягивает кальян как ни в чем не бывало. Значит, и жены у него теперь есть… все тайное всегда становится явным, да и не было это тайной ни для кого, кроме меня. Про баб его. Может, и раньше их было немеряно. Полночи просидела в кромешной тьме, прислушиваясь к тому, что там происходит. Пока не услышала шаги под окнами. Несколько пар ног и голоса. Многие из боевиков по-русски говорят.

— Аслан новый жену себе взял. Джанан эту. Шамиль ее ему подарил. Говорит, сыновей ему нарожает. От первой жены у него только дочь есть.

— От этой худой с безумными глазами, ту, что Закир привез?.. Мать моя женщина, ты видел, что он с Закиром сделал? А Шамиль позволил.

— Закир на чужую жену глаз положил. Остался без глаз. Правильно сделал.

— Он ему и член припалил. Так что одни яйца остались. Евнух теперь Закир наш.

— Чмом он тем еще был. Поделом ему. Слишком свой нос задирал.

— Надо и нос до кучи подрезать. Тоже длинный.

Послышался смех, а я медленно сползла по стенке. Мне казалось, что с меня содрали кожу живьем, что каждый мой нерв оголился, и по нему пустили электрический ток. Наверное, такую же боль испытывает умирающий под пытками. Осознание иногда приходит медленно, а иногда оно вспарывает нервы, мгновенно убивая все внутри, взрывая душу. Когда ты летишь в глубокую черную дыру… и, да, я сверну шею там на дне… сама… в одиночестве… никем не услышанная… забытая… и… нелюбимая. Ненужная. Жалкая. Каждое ЕГО обещание мне когда-то было ложью, грязной, наглой, продуманной ложью. Все игра, а я песчинка в этой игре. Другая сыновей родит… Как он смеет? Как смеет вот так топтать меня и любовь нашу?

Идут часы, и я понимаю, что он с ней. Всю эту ночь с ней. А я закрыта здесь в его комнате. И дети наши где-то там в автобусе голодные. Мне кажется, что мое тело превратилось в пепел, а душа корчится в адских муках, и они никогда не закончатся, никогда не прекратятся. Предательство убивает быстрее кинжала. ЕГО предательство превратило меня в полутруп… оболочку, внутри которой кроме отчаяния ничего не осталось… Первая любовь совершенно безжалостна, а когда эта любовь становится единственной на всю жизнь, то она пожирает все существо. Он причинял мне боль с самого начала. Каждую секунду наших отношений. Иногда с отсрочкой в пару лет, но ненадолго. Зверь внутри него не мог обходиться без страданий… моих страданий. И как же он наслаждался там, на улице, когда посадил ее к себе на колени и гладил при мне.

Села на пол, облокотившись о стену, закрыла глаза. Я не имею права сейчас думать об этом, не имею право умирать… потом. Когда дети будут в безопасности. Потом я позволю себе сойти с ума.

А сейчас я должна быть сильной. Послышался звук открываемого замка, дверь распахнулась, и я увидела своего мужа с бутылкой в руке и расстегнутой настежь рубашке. Он поднял руку и ткнул в меня указательным пальцем.

— Ты… Что со мной сделала, сука? А? Приворожила?

Шаг ко мне заплетающимися ногами, и я тут же во весь рост встала и прижалась к стене. Впервые мне рядом с ним было страшно… Нет. Не впервые… Но тогда я еще не знала, на что он способен. А теперь знаю.

— Спроси сам у себя, что ты с собой сделал.

Усмехнулся и сделал нетвердый шаг ко мне.

— Нееет. Не я. Ты. Ты, бл*дь, сидишь вот здесь, — постучал указательным пальцем по голове. — И сводишь с ума.

— А я думала, я сижу в этой проклятой комнате. Под стражей.

Кивнул и подошел еще ближе.

— Сидишь и будешь сидеть, где я скажу, — чуть пошатываясь, осмотрел мое лицо, грубо погладил щеку, — дряяянь, какая же дрянь… красивая… мояяяя.

Не просто пьян, он полумертвец от алкоголя и еще какой-то дряни.

— Ты не имеешь на меня никаких прав. Не твоя уже.

Содрала кольцо и швырнула в него, думала, оно упадет, но Максим поймал на лету, несмотря на свое состояние. Покрутил в пальцах и сунул в карман.

— Пригодится. Можно переплавить. — сердце зашлось от этих слов, захотелось выдрать это кольцо и изодрать ему лицо. — Моя. Раз приперлась сюда.

Схватил за подбородок и приблизился вплотную так, что мне было видно каждую пору на его коже. Завоняло алкоголем и еще каким-то тонким запахом. Женским. Меня передернуло. От своей жены или как ее там… ко мне пришел.

— Все свои права ты оставил на той проклятой бумажке, которую подписал. Там твои права. И у шлюхи, на которую меня променял. Где дети? Что с нашими детьми, ты что-то предпринял? Или ты пьешь с этими жи…

Заткнул мне рот ладонью, не давая договорить.

— Тихо. Заткнись. Иначе мне придется наказывать тебя… а я… я по. ка не хочу.