На дне

Я нервно ходила по комнате, обхватив плечи руками. Меня знобило. От неизвестности и ожидания. Подошла к окну, и от головокружительной высоты закружилась голова. Я на высоте как минимум пятидесяти метров. Внизу обрыв и тонкая ленточка какой-то реки. Дом висит на самом краю бездны. Снаружи этого было не видно. Снаружи здание казалось одноэтажной, косой избушкой с ветхой крышей и облупленными стенами.

Задернула шторы и снова прошла в глубь комнаты. Со мной еще никто не говорил. Никто не пришел. Никаких звуков и признаков цивилизации. Словно мы на необитаемом острове, оторванном от всего мира.

Я нервничала. Мне казалось, у меня начнется истерический припадок. Рассвет. Очередной жуткий рассвет. А что если именно сегодня казнят Максима, что если казнь началась прямо сейчас? А я здесь, и я бездействую, и никто не идет ко мне. Никто. Ни единой живой души. Бросилась к двери и принялась бить по ней руками и ногами.

— Я хочу говорить с Шамилем. Немедленно. Сейчас. Иначе я выброшусь из этого проклятого окна… Кто-нибудь. Откройте. Немедленно. Я не хочу здесь сидеть взаперти.

Может быть, я бы и закричала, что я жена Аслана… но слова водилы о том, что Аслан может быть и здесь вне закона, меня удержали.

В этот момент дверь распахнулась наружу, и я отшатнулась назад от неожиданности. На пороге стоял Шамиль. Посвежевший, в белой рубашке. От него пахло мылом, табаком и крепким вином. Совсем не похож на того жуткого террориста с автоматом через плечо, в камуфляжной одежде и пыльных ботинках. Но глаза по-прежнему жуткие, цепкие. Приветливо усмехнулся.

Но меня уже не обманешь, я видела, что скрывается под этой личиной. Мужчина улыбался и внимательно меня рассматривал с ног до головы, возвращаясь к лицу.

Да, какое-то сходство было с Максом, когда тот с отпущенной бородой и линзами. Не знаю, что это значит… но и верить в то, что мой муж родственник этой мрази, мне не хотелось.

— А я думал, никогда не дождусь, когда ты сама позовешь меня. Я терпеливо выжидал.

Я посторонилась, пропуская его в комнату. Шамиль тут же оказался у меня за спиной, и я резко обернулась, дверь захлопнулась. Бросила взгляд на окно — солнце уже почти выползло из-за горизонта. И я ненавидела каждый его лучик, каждое поблескивание. Оно могло стать последним для моего мужчины.

— Невестушка, сама добралась, сама отыскала. Да еще какими путями. Рад принять у себя в гостях, да еще и по своей воле пришла.

Посмотрел мне в глаза, потом вниз на грудь, на бедра. Все скрыто просторным черным платьем. Волосы спрятаны под платком.

— Какую красоту скрыла. Но от меня не утаишь. Одни глаза чего стоят.

Знает, что я в его власти, и также знает, что я нервничаю. Кто-то тихо постучал, и Шамиль зычно крикнул что-то на своем языке. В комнату молча вошел один из боевиков, поставил на стол поднос и вышел, прикрыв плотно дверь.

— Брата моего за самые яйца держала да так крепко, что ради тебя без башки согласился остаться. И зачем пришла, знаю. Завидная смелость… и глупость, — снова обошел меня со всех сторон, — заявиться к брату мужа одной, без сопровождения, с открытым лицом. Что о тебе люди скажут… а, невестка?

И резко приблизился ко мне. Мы с ним почти одного роста, и его пустые, жуткие глаза напротив моих. Влажно поблескивают, вызывая неприятные ощущения во всем теле.

— Пришла спасать его, да? Глупая затея… я бы сказал, идиотская. Мой брат, а я сильно сомневаюсь, что он мне брат, а не подставная сука, убил моих людей, подставил их, сдал лагерь русским.

С каждым словом, которое произносил этот ублюдок, я напрягалась все сильнее, сжималась в камень. А он наоборот — очень спокоен. Я вся трясусь, а он растягивает каждое слово. Тогда как у меня уже не осталось времени.

— И мне пока негде узнать — насколько я прав. Анализ ДНК в аулах не делают. А за предательство у нас можно и брата, как барана, зарезать.

Я со свистом выдохнула и взмолилась:

— Проси, что хочешь, Шамиль. Только спаси моего мужа. Я пришла к тебе… я согласна на все.

Мужчина спокойно выдохнул, потрогал бороду и прошел к столику, на котором стоял чайник с чаем и две небольшие чашки. Налил мне и себе чай, поднес к носу, принюхался, сделал глоток и поставил чашку на блюдце.

— На все, значит, готова? — повернулся ко мне. — Никогда не давай таких опрометчивых клятв, женщина. Ведь ты не знаешь, чего я могу захотеть. Или не захотеть вообще. Может, ты напрасно сюда пришла, и я велю оторвать тебе голову? Или закидать камнями? Что тогда?

Улыбнулся, а у меня внутри все начало замерзать, покрываться жидким азотом. Паника поднималась, как цунами, грозясь затопить. Я судорожно сглотнула, складывая руки замком, хрустя суставами, стараясь не поддаться истерике.

— Страшно, да? Страшно за него и страшно понимать, когда все напрасно. Я вижу, как умирает твоя надежда, как тоска и отчаянье обволакивают паутиной твое сознание. Мне знакомо это чувство… я ощутил его тогда, когда понял, что мой единокровный брат предал меня.

Боже, солнце полностью показалось. Сколько времени у меня есть? Или оно уже все вышло? Я тяжело дышала.