На дне Одессы

На площадке уже сидела, как по обыкновению, во всем своем великолепии хозяйка, а вокруг нее раболепно теснились три экономки и какие-то приживалки. Руки хозяйки покоились на животе, а ноги, обутые в красные туфли и черные чулки с желтыми полосами — на бархатной скамеечке.

Перед нею на столике стояла большая чашка с горячим чаем и смородинным вареньем. Одна экономка — Анна Григорьевна — стояла по левую сторону хозяйки и осторожно, чтобы, Боже сохрани, не задеть за нос или за ухо, обмахивала ее китайским веером, а остальные экономки — Антонина Ивановна и Секлетея Фадеевна — все беспокоились и старались:

— Хозяйка, поставить поближе скамеечку?

— Может быть, чай слабый?

— Может быть, свет глаза вам режет? Закрутить один рожок?

— А хорошо вы ответили тому — провизору. Умница-хозяйка. "Если вам не нравится, не ходите сюда".

Хозяйка милостиво улыбалась, пыхтела, кивала головой, хлебала чай и часто обращалась к субъекту в гороховом пальто, с хищнической физиономией и в синих, выпуклых очках. Он сидел подле нее.

Субъект этот был мусью Лещ из Вознесенска — тоже содержатель "порядочного дома". Он приехал на 5 дней в Одессу за "товаром".

— Вы спрашиваете, — говорила ему хозяйка, — как наши дела? Какие у нас могут быть дела, когда развелось столько одиночек? Вы были на Дерибасовской улице? Они — эти одиночки — перехватывают всех мужчин, чтоб им за живот перехватывало. И что себе город думает, не знаю! Скоро ни одному порядочному человеку нельзя будет пройти по улице. А сколько в Одессе секретных домов!

Хозяйка глубоко вздохнула.

— Вам вредно много говорить, — заметила ей Антонина Ивановна и сунула обратно вылезавший из ее шиньона черепаховый гребень.

— Э! — ответила на это хозяйка. — Говори, не говори, все равно 200 лет жить не будешь… А долги. Мне должны 5000 руб., у меня есть векселя и расписки, и я не знаю, как получить их. Ко мне, например, три года ходил один богатый фуч. За три года он провел четыре тысячи рублей. А теперь он. перестал ходить, потому что женился. Он остался мне должен 300 руб. за один "интересный вечер". У меня расписка есть от него. Полгода я его не беспокоила и вчера только послала к нему Симона с распиской. Но этот Симон, чтоб он светлого дня не имел, вы же его знаете, 200 раз я говорила ему, чтобы он расписку дал только ему в руки, а он показал расписку его жене. Можете себе представить, что было. Господин этот прибежал сюда и такой тарарам наделал. Ногами топал, волосы на себе рвал и кричал: "Вы погубили меня! Жена хочет развестись со мною!"

— А Лева ваш как поживает? — спросил собеседник.

— Э! Беда мне с ним.

Хозяйка, увидав Надю, поманила ее к себе пальцем и, не говоря ни слова, поправила на ней пелеринку.

Надя после этого пошла вместе с Бетей обратно в зал и заняла прежнее место. Макс играл падеспань.

— А ты умеешь "скирать по-балабарски"? — спросила Бетя Надю.

— Что такое?

— Говорить по-"балабарски". Балабарски, это такой разговор. Мы — девушки — говорим по-балабарски, когда не хотим, чтобы нас гости понимали. Хочешь, я научу тебя? "Скирать" — значит говорить. "Хромчать" — кушать, "хромчальник" — рот, "бырлять" — пить, "кирьяный" — пьяный, "мотрачки" — глаза, "шпилять" — играть… Будешь помнить?

— Буду… Но почему гостей еще нет?

— Обожди. Еще рано. Гости являются после 12 часов ночи, после театра, именин.

XVIII ОДЕССКАЯ МОЛОДЕЖЬ

— Кто будет подметать?! Девушки! — крикнула на весь зал Антонина Ивановна.

— Не я! Не я!

— Я вчера подметала!

— А я позавчера! — ответили девушки.

— Ах вы, лодыри! — выругалась экономка. — Стало быть, никто подметать не будет?!

— Я буду! — заявила вдруг Леля-Матросский Свисток и спрыгнула с кушетки.

— Вот паинька-девочка, — похвалила экономка. — Сейчас принесу веник.

— И она вышла в коридор.

По уходе ее девушки окружили Лелю и стали приставать к ней с просьбами:

— Леля-мамочка! Подмети мне хорошего пассажира (гостя). Толстого такого подрядчика, чтобы можно было скинуть ему баши (сорвать с него куш).

— А мне душку-флотского!

— А мне офицера, только не пехотного, а казачьего!

— А мне волопромышленника!

— А мне варшавского или бердичевского купца.

— Хорошо, ладно, слышу, — отвечала, смеясь, Леля.

— Иди-ка сюда, — крикнула ей экономка, появившись в дверях с веником.

Леля подошла. Экономка передала ей веник и сказала:

— Подметай.

— Только не от дверей, а от лестницы! — крикнули ей девушки.

— Можно!

Леля вышла в коридор, подошла к лестнице и стала мести. Она мела медленно и с таким серьезным выражением лица, словно священнодействовала.

Скоро под веником образовалась небольшая кучка из окурков и обгорелых спичек. Леля, не изменяя выражения лица, вогнала эту кучку в зал.

— Есть что-нибудь? — спросили девушки.

— Есть, — ответила Леля.

Девушки подбежали к кучке, нагнулись и, как дети, захлопали в ладоши.

Одна, ткнув пальцем в окурок, крикнула:

— Вот мой волопромышленник.

Другая, ткнув пальцем в спичку, крикнула:

— Вот мой офицер!

Надя ничего не понимала, что вокруг нее делается, и обратилась за объяснением к Бете.

— Что они делают?