Перед Надей открылась большая, светлая комната с хрустальной люстрой, расписанным потолком, большими зеркалами, художественным камином и хорошо навощенным паркетным полом. Вдоль стен тесно стояли стулья, а по правой стороне дверей, в углу, стоял почти новый, наполовину закрытый чехлом рояль. За роялем сидел какой-то мужчина, небрежно одетый в засаленную тройку, в грязной рубахе и в рыжем помятом котелке на затылке, и что-то фальшиво наигрывал.
Все это вместе отражалось в паркете, как в залитом солнечным светом озере. Надя с непривычки ступала по паркету, как по ледяному катку.
— Я на минуту уйду, — сказала Бетя, — а ты, если хочешь, посмотри на картины, — и она ушла.
Надя кивнула головой и подошла к ближайшей картине. Картина была препикантная. Какая-то дева, без единой ниточки и мушки на прекрасном, слишком даже прекрасном теле, сидела на корточках в зеленых камышах среди бела дня и целовалась с лебедем. Другая была написана на библейскую тему и изображала самый скандальный момент из печального пребывания нравственного и примерного юноши — прекрасного Иосифа — у величайшего рогоносца того времени — начальника фараоновых телохранителей — Пентефрия.
Талантливый художник, выражаясь языком художественных критиков, удивительно передал всю неудовлетворенность и ярость замужней дамы, а равно испуг и стойкость удивительного юноши. Держа в правой руке одну принадлежность его туалета, она грозила ему кулаком, изрыгала всякие ругательства, а он улепетывал и, улепетывая, посылал ей укор большими голубыми глазами.
Под картиной — в уголке, на бронзовой раме — были выцарапаны булавкой довольно загадочные слова: "Не одобряю".
По наведенным одним отставным подпоручиком — частым посетителем этого дома, — справкам, слова эти начертал какой-то студент-филолог.
Кого не одобрял строгий филолог? Жену Пентефрия или Иосифа?
Третья картина изображала скверную копию с известной "Женщина или ваза" Семирадского. Перед почтенным патрицием с утиным носом и отвислой нижней губой, в тоге с венком из роз на голове, стояла насильно раздетая евнухами дама.
Патрицию предстоял выбор между нею и вазой, и он глубокомысленно морщил лоб. Он не знал, на что решиться.
Как под предыдущей, так и под этой картиной стояла надпись, но уже не загадочного, а довольно жизнерадостного свойства: "И чего он, болван, думает? Конечно, женщина!"
— Ну как? Нравятся тебе картины? — спросила Бетя, возвратившись в зал.
— Ничего, — ответила Надя. — А почему ни одной девушки нет в зале?
— Подожди. Скоро выйдут.
— А это кто? — Надя указала на мужчину, сидевшего за роялем.
Он не переставал наигрывать.
— "Топор" наш.
— Как?
— "Топор" (тапер), который играет. Идем, я познакомлю тебя.
Бетя взяла ее под руки и подошла с нею вплотную к роялю. Надя, увидав "топора" вблизи, чуть не прыснула. Он был очень смешон. Маленький, кругленький, с громадным флюсом вроде балкона на левой щеке.
Благодаря флюсу, рот у него скривился и растянулся до левого уха, а левый глаз и бровь полезли вверх.
— Мусью Макс, — заискивающе обратилась к нему Бетя.
Макс чуть-чуть повернул голову, сделал гримасу и недовольно посмотрел на Бетю правым глазом.
"Не люблю я, когда мешают моему "вдохновению"", — хотел он сказать. Он сочинял новый "бешеный кадрель".
— Ну? — протянул он затем, продолжая работать пальцами и извлекать фальшивые ноты.
— Позвольте представить вам новую девушку.
Макс опять сделал гримасу, бросил быстрый взгляд на Надю, буркнул: "Очень приятно" и совсем ушел в свою музыку.
Несмотря на всю грубость и высокомерие "топора", Бетя была в восторге от него. Она смотрела на него с восхищением и подмигивала Наде: "Послушай, дескать, как он играет, ах, как он играет".
Когда они отошли от рояля, Надя спросила:
— Чего он такой важный?
— А как же? — ответила серьезно Бетя. — Он такой ученый. Ах, как он хорошо читает газету и говорит о политике. Ты знаешь, через почему Россия хочет драться с Китаем?
— Нет, не знаю.
— А я знаю. "Через потому, что Англия много себе воображает… Вот и…" Теперь ты знаешь! Я слышала, как вчера Макс рассказал хозяйке. А как он хорошо на рояле через руку играет!
— Как "через руку"?
— Увидишь потом.
В зал вдруг влетела, шумя юбками, в желтом платье, с большим декольте, толстая девица. Она оглянула зал и, громко и тяжело дыша, спросила Бетю:
— Цукки! Не видала Антонину Ивановну?
— Нет.
— Ах! — она сделала нетерпеливый жест. — Мне нужен носовой платок. Черти! Все платки растаскали! — И она устремилась к дверям.
— Постой! Раиса! — крикнула Бетя.
Раиса остановилась в дверях.
— Что?!
— Познакомься с новой девушкой.
— Очень приятно!
Раиса подошла к Бете быстрыми шагами и протянула ей руку.
— У вас, мамочка, нет волосной булавки? — спросила она сейчас же фамильярно Надю.
— Есть.
Надя выпростала из прически булавку и подала ей.
— Мерси вам! — и Раиса умчалась.
Не прошло и получаса, как зал постепенно наполнился девицами. Их набралось 40.