Читаем На дне Одессы полностью

— Да, Леву. Ах, какой это потерянный человек. Сколько он стоит хозяйке денег! Раньше он учился в реальном училище, потом в коммерческом и ничего из этого не вышло, потом учился играть на скрипке. Хозяйка думала, что он будет хорошим скрипачом и будет концерты давать. И из этого тоже ничего не вышло. Он заложил скрипку в ломбард. И что он делает с хозяйкой? Он ругает ее, как последнюю, и выманивает у нее все деньги. Вы только посмотрите на него. Каждый день на нем новый галстух и брюки. И каждый день он катается на резиновых шинах.

— А Симон? — спросила Надя.

— Симон? Что ему? Он хорошо кушает, пьет, по пятницам ходит в Харьковскую баню, по субботам в синагогу, играет в "дурачки" с хозяйкой и лезет до всех девушек.

Надя, слушая характеристику хозяйки, хозяина и сына, не могла вторично удержаться от хохота.

Бетя заканчивала свою работу. Она накладывала заячьей лапкой на уши и щеки Нади румяна.

Когда румяна были наложены, она распустила ей волосы, тщательно расчесала их и вплела в них ленту. Вплетая ленту, она сказала:

— Знаете, что я вам скажу? Я вас полюбила, как сестру.

— И я тоже, — призналась Надя.

— Давайте будем на "ты".

— Давайте.

— Жаль, что нет вина, а то мы выпили бы брудершафт. Я вчера пила брудершафт с одним инженером путем сообщений. Вы знаете, что такое "путем сообщений"?..

— Нет.

— Я тоже не знаю.

— А хотите, мы поцелуемся?

— С удовольствием.

И новые подруги крепко поцеловались.

— Теперь можете одеваться, — сказала Бетя.

Надя оделась.

Бетя отошла немного в сторону, прищурила левый глаз и посмотрела на нее с таким выражением, с каким смотрит художник на свое произведение. И она осталась весьма довольной ею.

Надя, в зеленой юбочке с черными клетками, в пелеринке и туфлях, надетых на открытые по щиколотку и обутые в черные чулки ноги, выглядела прелестной гимназисткой.

— Мы можем теперь пойти в зал, — сказала Бетя.

— Да?

Надя торопливо перекрестилась, схватилась рукой за грудь, в которой сильно трепетало сердце, и вместе с Бетей вышла в коридор.

XVII

ЧЕРТОГ СИЯЛ

В коридоре было светло, как в оранжерее. Его освещали несколько пар газовых рожков и ламп.

Посреди, у стены, разрисованной букетами, птицами и херувимами, на хромом столе стоял курносый, белобрысый парень и поправлял фитиль в лампе.

Надя узнала в нем швейцара. Кроме него, в коридоре никого не было. Зато ежесекундно то из одних дверей, то из других вылетала с визгом, с папиросой во рту полуодетая, прилизанная, намазанная девица и врывалась в соседнюю комнату.

Длинная белая дорожка с красными каймами вела в зал, и Надя с Бетей направились к нему.

Дорогой Надя заглядывала в раскрытые настежь и полуоткрытые двери и видела, как девушки старательно наводили на себя красоту, завивали чубы, красились, зашнуровывали туфли, туго затягивались в лифы.

Швейцар, когда Надя поравнялась с ним, перестал возиться с лампой, поклонился и сладеньким голосом поздравил:

— С новосельем-с вас, барышня!

Надя растерялась и не нашла, что ответить.

— С каким новосельем поздравляет он? — спросила она Бетю шепотом.

— Как с каким? — Бетя засмеялась. — Ведь ты здесь — на новой квартире. Тебе надо будет дать ему на чай.

Бетя хотела сказать еще что-то, но неожиданно перед самым носом их распахнулась дверь, и в коридор павой выплыла божественная Антонина Ивановна.

Надя от изумления чуть не ахнула. Как теперешняя цветущая, румяная Бетя не была похожа на прежнюю — чахоточную, желтую — так и экономка. Она была похожа теперь на "грандам", на одну из тех, которых Надя так часто видела разъезжающими в экипажах на Дерибасовской.

Экономка, как любят выражаться некоторые романисты, вся утопала в шел-0ках и благоухала, как свежесорванная роза. На руках у нее колокольчиками звенели браслеты и с густо накрашенного лица сыпалась и падала еле уловимая глазом душистая пыль.

Неизвестно для какой цели на ашантийском носу ее было водружено великолепное пенсне, а сбоку, на поясе из кавказского серебра, как всегда, покоилась толстая связка в 15 фунтов разнообразных ключей от всех тайников и сокровеннейших мест этого любопытного учреждения. В правой руке у нее покоился пышный страусовый веер. Увидав Надю, очаровательная экономка протянула "а!", остановила ее, осмотрела со всех сторон и вынесла резолюцию:

— Хорошо.

Затем она с шумом подобрала длинное платье, искусно устроив из целого ассортимента нижних цветных юбок нечто похожее на радугу, сильнее зазвенела браслетами, величественно прошла мимо и гаркнула на весь коридор:

— Эй, вы, дармоедки, лодыри! Долго еще одеваться будете?! Полно красоту наводить! Пора в зал!

Бетя не утерпела и проворчала по ее адресу:

— Смотри, сколько у нее браслетов. Нажилась. Все наши соки… А вот зал!

Перейти на страницу:

Все книги серии Темные страсти

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное