На дне омута (СИ)

Дьюару живо вспомнились отнюдь не такие уж безобидные шалости, как спутанная грива и ночные скачки его коня. Если и у местных все шло к тому, что вытворял Шиморк, их хозяевам впору было посочувствовать. Акила лишь пожал плечами:

— Я не знаю, какой именно дух владеет Шиморком, при мне он ни разу не показывался. Но полагаю, что с местным пакостником они могут не поладить… Или наоборот, спеться, а это было бы еще хуже.

Могло ли быть хуже, Дьюар не желал проверять, а потому послушно вывел упирающегося коня во двор. Там, у привязи, он дал Шиморку отдельную порцию овса и воды, чтобы хоть немного смягчить его обиду, и с этим оставил в гордом одиночестве, сам же торопясь вернуться.

— Все тихо? — осмотревшись в полутемной конюшне, усомнился Дьюар. Лошади жевали сено и негромко похрапывали, какой-то старый мерин даже подремывал в углу, и, на первый взгляд, ничего подозрительного не наблюдалось.

— Вряд ли он явится раньше, чем окончательно стемнеет, — спокойно отозвался Акила. — Но нам лучше подготовиться заранее.

Перед ним на расстеленном платке уже лежали приготовленные травы — Дьюар узнал чертополох и крапиву, но приготовил Акила и другие, более редкие. Умело сплел в руках два длинных стебля, с негромкими наговорами подвесил над самым входом. Затем поджег сухой пучок и протянул Дьюару.

— Это чтобы лошадей успокоить. Обойди конюшню, пусть дым разойдется как следует, не то придет наш незваный гость и всех животных перебаламутит. А я позабочусь об остальном.

И, пока Дьюар выполнял поручение, добросовестно заглядывая в каждое стойло, Акила приготовил плошку молока, над которой тоже долго шептал и посыпал щепотками сухих трав.

— Подношение, — пояснил он коротко. — Задобрить надо духа. Глядишь, и пакостить перестанет. Но стемнело почти, надо торопиться.

Заветная плошка нашла свое место в самом темном уголке, на первый взгляд даже случайном — лишь поднеся свечу, Дьюар заметил нацарапанные вокруг знаки, но не привычные ему самому виссанские руны, а более резкие и чуждые символы. Закончив приготовления, маги вышли в прохладные сумерки, затворив за собой дверь. Оставалось самое сложное: дождаться появления духа.

***

Луна выползла из-за крыши корчмы и лениво повисла над колодцем. Дьюар представил на ее месте желтое яблоко, которое слегка погрызли с одного бока, и даже усмехнулся, хотя пуще того она напоминала выпученный глаз совы. Разумеется, живой и теплой, а не той, что кружила над двориком, послушная воле своего хозяина. Содействие птицы в этот раз ничем не помогало, потому что она не могла почуять бестелесное существо до той поры, пока оно не проявится в тварном мире, но Дьюар держал ее при себе уже по привычке.

Он давно потерял счет кругам, которые делала сова, неустанно облетая корчму, изучил каждый смородиновый куст вдоль ограды и со скукой наблюдал, как Акила кутается в плащ и трет слипающиеся глаза, а в свете фонаря у ворот пляшут тени ночных мотыльков.

— Кажется, теперь я понимаю, каково бывает колдовать по ночам, — протянул травник, зевая.

Но чего-чего, а понимания в его глазах не было, только сожаление и сонливость, которые сквозили через твердое упрямство. Ночь по обыкновению выворачивала наружу все, что скрывалось днем, разоблачала тайны и смешивала черное с белым — и за это Дьюар любил ее не меньше, чем за покровительство мертвой магии. Она как будто придавала сил и даже бодрости, что для иного могло звучать по меньшей мере странно и отчасти оправдывало те слухи о некромантах, что ходили в народе.

Маги затушили свечу и старались быть все время наготове. То и дело по очереди обходили конюшню, прислушиваясь к доносящимся изнутри звукам, — и все равно умудрились пропустить появление духа. Резкий удар копытом в деревянную перегородку заставил Акилу встрепенуться и мгновенно сбросить остатки дремоты, а Дьюара — вспомнить не самое приличное из местных выражений.

Словно подгоняя их, конюшню огласило зычное ржание Гайне и вторящее ему эхо других лошадей, что пробудились ото сна вторжением ночного гостя. Оба мага с места сорвались не медля, так что в дверях едва не столкнулись, но вот их зрению понадобилось чуть больше времени, чтобы привыкнуть к сумраку конюшни — ведь поначалу они как будто никого и не увидели. Виновник всего притаился в уголке, за соломой почти незаметный, и это оказался крошечный бурый зверек размером с ладонь. Глазки-бусинки уставились на вошедших с легким любопытством, остренький носик водил из стороны в сторону, стараясь распознать их запах.

— Да это же мельничная кошка**! — поразился Дьюар, вглядевшись в странное создание. — И она — твой домник?

Акила присел на корточки в нескольких шагах от коня. Тот, как всегда невозмутимый, даже не шелохнулся, только покосился вопросительно.

— Духи могут принимать разные облики и даже вселяться в животных, как в твоего Шиморка, — не оборачиваясь, задумчиво произнес Акила. — Но с этим мы, думаю, поладим.