На дне омута (СИ)

Неизменный туман тоже начинал рассеиваться, словно живность отпугивала его, как порыв ветра отпугивает легкие облака. Иногда под ногами раздавалось хлюпанье, жадное и голодное, когда болото словно бы жаловалось на все свои тяготы, но в основном тропа оставалась сухой. Жаркое лето успело порядком иссушить даже эти земли, и недавно начавшиеся осенние дожди еще не успели вернуть влагу в той же мере, какая была здесь привычна. Дьюар миновал целую рощицу низких кособоких берез, под которыми сгрудились кучками широкие грибные шляпки, продрался сквозь колючий кустарник, перегородивший давно нехоженую тропу, и чуть не провалился в наполненную водой канавку. Она тоже заметно обмелела, неровные берега высоко выдавались над покрытой ряской поверхностью, и около одного из них торчала к небу кривая коряга. Над канавкой, словно стайка мотыльков, кружили желтые и зеленые болотные огоньки.

Дьюар собирался обойти ее стороной, придерживаясь четко очерченной границы подсушенного солнцем мха, но огоньки, до того весь путь ни разу не попавшиеся на глаза, так странно собрались в одном месте, что он не смог пройти мимо. Присмотрелся, да не столько глазами, сколько пробуждая свой дар… Коряга оказалась рукой, воздетой над мутной водой, словно в мольбе о помощи.

Чтобы извлечь тело целиком, пришлось повозиться. Болото не желало выпускать свою жертву, словно еще надеялось что-то с нее поиметь. Дьюар промочил сапоги и забрызгался с ног до головы, но все-таки вытащил мертвеца на берег. Тот выглядел почти свежим, даром, что одежда на нем истлела, оставив лишь башмаки да перевязь с пустыми ножнами на боку. Лицо, обтянутое тонкой посеревшей кожей, сохранило даже выражение легкого удивления. Волосы за время пребывания в болоте приобрели ржавый оттенок, хотя прежде наверняка были светлыми. На шее болталась грязная шерстяная веревка — тот, кто затянул ее, наверняка подошел сзади и после столкнул в воду ничего так и не успевшего понять убиенного. А может, сначала вывернул карманы и забрал меч… Дьюар задумался. Среди неупокоенных вполне мог летать и дух этого парня, способный рассказать о своем прошлом и о безвременной кончине, но какая разница, был ли он случайным прохожим или бежал от чьего-то правосудия, а то и чьего-то гнева? В смерти не остается правых и виноватых, а болото не разбирает, кто попадает в его объятия.

Дьюар решил, что и ему разницы не много. Мертвец все равно что кукла — как направишь, туда и двинется, послушная невидимым нитям магии. Зато теперь он хорошо понимал, почему наставник выбрал именно это место для своего обиталища. Здесь многие пропадали бесследно, но их неприкаянные духи и их тела оставались бесценным материалом для работы некроманта. Ни в одном склепе, ни тем более в земле не могли бы они сохраниться так же хорошо… и также остаться незамеченными.

Прежде его мало интересовало то, чем занимался Дэрейн. Он никогда не пытался повторить это или даже вникнуть в суть очередного ужасающего эксперимента, выходящего далеко за пределы простой некромантии. Но также он не задумывался и о том, чтобы самому начать что-то исследовать, заняться изучением чего-то такого, в чем не приходилось бы спорить с совестью, но что могло бы принести несомненную пользу… На это просто никогда не хватало времени среди постоянных разъездов, коротких зимовок в шумных, пропахших дымом городах и перебежек от одной работенки к другой. Прежде, но не сейчас, когда старая башня оказалась в его распоряжении, а на всем болоте кроме них троих не было никого живого, способного нарушить тихое уединение.

***

Великая Мать вновь благоволила им: весь день простоял солнечным, без единой тучки, и вечерняя заря догорала долго, яркими сполохами, позволив вернуться еще засветло. Мертвая птица указывала путь, двигаясь неестественно ровно и низко над землей, так что за ней приходилось спешить, не позволяя себе лишних остановок, не отвлекаясь, пока остроконечная крыша старой башни не замаячила над верхушками деревьев.

— Вот и пришли, — Акила подмигнул зевающей Асте, что успела прикорнуть между двумя большими седельными сумками.

Он протянул руки и помог ей слезть. Вылазка в деревеньку прошла удачней, чем можно было представить в самых смелых мечтах: оба коня тащили объемную поклажу, в которой нашлось место и съестным припасам, и теплым вещам для надвигающихся холодов, и даже новым глиняным чашкам. Местные жители, суровые, как их край, путников встречали с простодушным гостеприимством. Акила сказал им, что держит путь из Нордмары, где искал лекарства для тяжело больной дочери, что в некотором смысле даже было правдой. Многие старики прониклись этим рассказом и под сердобольные вздохи предлагали лучшие товары, чем те, что могли достаться случайным путникам со стороны, а уж блеск чистого серебра еще вернее упрочил их доброе отношение.