На дне озерном

Витька спокойно собрал, что искал, и слез с табуретки. В его руках оказались альбомы с фотографиями и какие-то блокноты. Только разложив их на столе в каком-то своём порядке, он наконец ответил:

– Дашок ничего с собой не сделает, за это можешь не переживать. Проветрить голову ей надо, уложить всё по полочкам. Это она ещё держится, а что со мной творилось, когда Василиса пропала, и мир разлетелся осколками, это страшно было смотреть.

Тоня скептически отнеслась к его словам. Любая мавка очень хорошо чувствовала людей – слышала мысли, дыхание, сердце, каждую эмоцию – и Тоня не была исключением. Даша оставалась её последней надеждой на спасение, потому она следила за каждым ударом пульса, каждой мышцей, дрогнувшей на её лице, лишь бы вовремя среагировать и не потерять её расположения. В конце концов, то, что ведьма пообещала её не выдать, не значит, что та не может передумать.

Витька тем временем сел за стол и стал перебирать старые, ещё чёрно-белые снимки. Тоня, чтобы немного успокоиться, заняла место напротив и тоже стала вглядываться в лица.

– Что мы ищем?

– Что угодно. Тёть Зина не могла бросить внучку без подсказки, как справиться с Хозяйкой. Она-то точно нашла способ, не зря больше ста лет прожила.

– Ничего себе, – поразилась Тоня. – Как же так вышло?

Витька протянул ей снимок – на нём семья из взрослой женщины, девушки и двух парней.

– Когда с Василисой всё это случилось, ей же и сорока не было. На вид, во всяком случае.

Рядом легла ещё одна фотография. Она была затемнена и выглядела пожелтевшей от времени. На ней молодая девушка в сарафане на фоне до боли знакомого им обоим озера.

– Это она же, Зинаида Григорьевна, только в молодости. Переверни.

На обороте значился год – тысяча девятьсот семнадцатый. Но Тоня не обратила на это особого внимания, её взгляд зацепил первый снимок. Потому, когда Витька стал что-то рассказывать о былых временах, бесцеремонно его перебила:

– Это бабушка Даши?

И ткнула пальцем в девушку, что стояла среди братьев.

– Нет, это Василиса, её дочь. Она погибла ещё молодой. Долгая история.

Тоня замотала головой, протестуя.

– Это Хозяйка.

Витька, засомневавшись в собственных знаниях, забрал снимок и ещё раз вгляделся.

– Да нет же, Хозяйкой тёть Зина стала. Посмотри, они же очень похожи, ты перепутала, наверное.

И снова начал совать ей фотографию революционного времени.

– Нет же! – крикнула Тоня, неожиданно для себя начав шипеть, но всё же справилась с эмоциями. – Я видела её лицом к лицу, это точно она. Клянусь чем угодно.

Витька вздохнул, будто всё же принимая к сведению её слова, и переспросил:

– Хочешь сказать, что Василиса сейчас занимает место Хозяйки?

Она закивала.

– Если всё так, как ты говоришь, то Даша в ещё большей опасности, чем мы подозревали, – было видно, как он огорчён, и Тоня даже засомневалась, стоило ли ей в это лезть и что-то доказывать. Нельзя расстраивать тех, кто может тебя защитить – это она повторяла себе постоянно. Когда-то даже думала о Хозяйке в подобном ключе. – Нужно её найти.

Он проследовал в комнату, и Тоня поднялась следом, но сразу же рухнула на пол, хватаясь руками за голову.

– Где же ты, моя сестрица? – услышала она голос, разрывающий черепушку. – День и ночь тебе не спится, возвращайся-ка домой, пока снег тот не замел, дом родной и нас всех в нём…

Строчки снова повторялись и снова, пока Тоня валялась по полу и кричала, не в силах справиться с пронзающей голову болью.

Хозяйка её нашла.

Даже в доме, помеченным золотым ключом, нашла.

Врали сестрицы-мавки, что нет ей дороги в такие дома. Что не доберётся она никогда до его обитателей, что домовый дух защитит. А что в итоге? И Дашу, хозяйку дома утащила на дно, и до Тони добралась.

Она не помнила, сколько это продолжалось, прежде чем отключилась. Осознать себя Тоня смогла лишь, когда Витька начал трясти её за плечи, из раза в раз повторяя имя.

Ставшее до того чужим и неприветливым, что она не сразу поняла, кого Витька зовёт. В ушах шумела вода, глаза саднило, будто каждую секунду белки кусало множество муравьев, и Тоня никак не могла открыть их. А когда, наконец, получилось, то не увидела ничего.

Ощупала веки, сами глаза, осознавая, что всё же смотрит, но кроме белого пятна ничего не разглядела.

– Я не вижу… – прошептала она, глотая слёзы, продолжающие течь от боли. – Я ничего не вижу!

– Твои глаза такие же белые, как на развалинах, – донёсся до неё голос Витьки. – И хватит в них тыкать пальцы, ещё выдавишь, не дай бог!

– А зачем они мне теперь? Больно, очень больно…

– Закрывай тогда.

Его руки стали уплывать, и Тоня едва успела схватить его за рукав.

– Озеро замерзает. Хозяйка зовёт всех сестёр на зимовку, и Дашу наверняка тоже.

Тоня не видела, но чувствовала, как он испугался. Слышала, как заколотилось сердце в груди, как сжались руки в кулаки.

– Найди её, – из последних сил сказала она.

– А как ты?

Она пожала плечами.

– Ей нужнее. Она ещё жива.

* * *