На Днепре (Роман. Рассказы)

Ольга продолжала читать о рабочих пчелах и трутнях. Юным слушателям уже стало ясно: речь идет о людях и о том времени, которое неизбежно придет. Тут вдруг вдали показался Борух. Он прибежал из города, красный, вспотевший, запыленный, переполненный чувством преданности к товарищам, с которыми он так связан.

— А! Иося! Нахке! Я ищу вас. Пойдемте в город! Скорее! Он уже умер…

Ольга спросила:

— Кто умер?

Борух:

— Богач. Отец Пенека…

— А кто такой Пенек?

Мальчики замялись. Маня пронзила взглядом Иосла.

— Он учился с Пенеком в одном хедере, — сказала она, — это его товарищ.

Нахке сказал уверенно, серьезно, даже с оттенком зависти:

— Пенек провел стачку. Здесь недавно. У местного портного.

— Стачку?

У Ольги, когда она засмеется, кажется, смеются даже ее рыжие косы.

— Погоди, расскажи толком!

Нахке рассказал все, что произошло недавно в мастерской портного Иосроела. Борух был необычайно взволнован. Отозвав в сторону Нахке и Иосла, он рассказал все, что видел в городе, даже про Пенека, сидевшего на козлах. Возбуждение Боруха передалось Нахке и Иослу. Оттого ли, что они только что читали о пчелах, убивающих трутней, или от мыслей, что то же будет со временем и у людей, им казалось, что здесь, в городке, со смертью богача уже наступила новая жизнь, родился новый мир. Они отправились с Борухом в город посмотреть, каков этот новый мир. Им казалось, что они первые начинают в нем новую жизнь.

Сзади послышался голос догонявшей их Ольги:

— Погодите, и я пойду с вами!

Она кликнула Маню.

9

Вокруг открытой могилы стоит толпа бедняков, с холодным оцепенением взирающих на погребальный обряд.

Набожные зажиточные евреи опускают тело в могилу, предупреждают друг друга:

— Осторожно… Медленнее…

Звучат молитвы.

Пенек ни о чем не думает. Он холоден, словно хоронят не его отца. Он надолго запомнит свою привязанность к кучеру Янклу, но едва-едва вспомнит в зрелые годы о привязанности к отцу.

Первые комья земли сыплются в могилу. Неожиданно наступившая тишина кажется Шейндл-важной оскорбительной. Она, видимо, ждала надгробных речей. Заплаканная, закутанная с ног до головы в траурный креп, она вдруг обхватывает Пенека, крепко прижимает его к груди и голосит:

— Сиротка моя! Сиротка!

Пенека охватывает страх и отвращение к надушенной скорби, которой несет от ее голоса и платья. Злобно, изо всех сил он рвется из ее объятий. Ему кажется, что он осквернен и обесчещен навсегда. Все видели его в объятиях сестры, и в памяти людей окраин он отныне останется навсегда связанным с этими позорными ласками. Он выбирается из толпы. Сгорая от стыда и обиды, он бредет к ближнему лесу и, притаившись, ждет, чтобы все ушли с кладбища. Все равно на обратном пути он не сядет в экипаж. Не хватает еще, чтобы он снова красовался на козлах, а Борух бежал бы рядом, заглядывая ему в глаза!

Таким Пенек помнит себя в тот день. Упорства, наполнявшего его, могло бы иному хватить на всю жизнь. Что может сделать обладатель этого упорства, если ему еще нет и тринадцати лет? Этого Пенек не знает. С него достаточно и того, что он чувствует в себе это упорство.

Он выходит из лесу и, взобравшись на гору, бросает взгляд на расположившийся внизу город и «белый дом».

Пенек до того взвинчен, что только тронь его — он ринется в бой!

Глубоко в долине раскинулся город. Он кажется Пенеку почти чужим: «белый дом», извилистые закоулки, рынок, по которому в промежутке между молитвами бродят узкогрудые черноволосые евреи, мечтающие, чтобы повествование о них начиналось, как библейское сказание:

«И родил Адам сына и нарек ему имя Сиф…»

Справа «дом» с плоской крышей, резными карнизами и старыми акациями у окрашенных в коричневый цвет окон. «Дом» глядит на Пенека отчужденно, враждебно. Вместе с отцом в могилу опустили все, что связывало мальчика с «домом».

Слева — извилистые городские закоулки. Их Пенек любит. Ему казалось, что и они его любят.

Не взвалить ли эти закоулки на плечи и пуститься с ними по белу свету?

Возвращаться в «дом» Пенеку не хотелось. Он направился в город и стал бесцельно бродить по улицам. В одном из переулков стояли Борух, рядом с ним Иосл, Нахке и Цолек и смотрели на приближающегося Пенека. Он удивленно остановился. Неужели они ждут его?

Это было воистину по-товарищески: им пришлось долго дожидаться, пока он медленно приближался к ним. Но они не уходили, стояли на месте, продолжали ждать.

Рассказы

Глухой Пер. М. Волосов

1

Не иначе, как что-то было между молодой Эстер, дочерью глухого, и Менделем, красивым сыном мельника, у которого она работала служанкой. Об этом немало судачили и в рядах на базаре, и на вальцовой мельнице. Глухой настораживал уши, заискивающе глядел на всякого, у кого замечал на лице усмешку, но ни слова не мог уловить.

Судя по тому, как держал себя Мендель, между ними ровно ничего не было. Он по-прежнему перебрасывался шутками с молодыми помольщиками, привозившими зерно; ткнет кого-нибудь локтем в бок, отпустит остроту и захохочет.