— Да уж вы не накликайте ему повой беды, — вмешалась Мария Николаевна. — Не век же ошибаться человеку — Как и Рупицкий, она недолюбливала Токмакова за его беспечность и ротозейство, по зла не хотела. — Лучше повспоминаем хорошее, о хорошем поговорим. Да чай пейте, еще могу подогреть.
Приятели разошлись по домам уже при огнях… Пробовали, как предлагала Мария Николаевна, говорить о прошлом и настоящем хорошем, но опять как-то незаметно переходила на "вторую картотеку" Токмакова, а под конец заговорили так крупно, что хозяйке пришлось намекнуть, что у нее разболелась голова.
Без гостей она села на диван и задумалась. Никогда еще в последние годы Никифор Петрович не был таким придирчивым к бывшему ординарцу, как теперь; бывало, напомнит о душе нараспашку, посмеется над Токмаковым и оставит его в покое, теперь даже бараном в репьях назвал. И о Подольском всю правду сказал.
Мария Николаевна хорошо знала Рупицкого: старый верный партиец. И уж если Никифор Петрович начинает метать молнии, значит, не зря.
Мария Николаевна разняла занавески и поглядела в окно. Темень. Восьмой час, а невестки все нет, заработалась. Ох, беспокойная! Такую и настораживать нечего, денно и нощно настороже.
Невысокая полная женщина в новых резиновых сапожках, в черном пальто и пестром шерстяном платке шла так быстро, что Людмиле никак не удавалось догнать ее. Только обогнула угловое здание телеграфа — сапожки поблескивают, пересекая улицу; едва успела перейти улицу — пестрый платок порхнул в открытую дверь продуктового магазина. "Уж тут-то я тебя изловлю!" — подумала Людмила. Но она вынуждена была продолжить погоню и в продуктовом, и по соседству с ним промтоварном магазине; при выходе из промтоварного негромко окликнула быстроногую:
— Полина! Товарищ Ельцова!
— Нет, Вергасова, — быстро обернулась она. Чтобы рассеять недоразумение приятельницы, повторила: — Вергасова.
— Это как же так, Поля, когда?
— Когда успела? — И Полина, пока неторопливо шли к ее дому, рассказала, как все произошло.
…Вергасов, которому коллектив первого механического поручил сделать в квартире вдовы Ельцовой единственное — побелку, обнаружил, что не как следует выполнены плотничные работы. Пришлось одно подтесать топором, другое подправить рубаночком. Одно, другое да третье, а ушел на это у человека целый вечер.
На побелку стенок и потолка хватило бы трех-четырех часов, но совсем неожиданно выяснилось, что известку хозяйка купила темную, неразваристую, и Вергасов на другой день принес своей, — имел, как бывший маляр, кое-какие материалы в запасе. Разговорился с вдовой о трафарете, оказалось, она согласна без всякого трафарета, лишь бы — чисто, бело. Но ведь не в одной же белизне красота? Да и как мог квалифицированный маляр не показать своего настоящего искусства! Поэтому на побелку ушли два вечера, на трехколерные трафареты — еще два.
Красить пол должны были другие люди: кого там выделили Абросимов с Горкиным, Вергасов не знал, он опасался, что эти люди протянут с покраской. Да и Полина Константиновна опасалась — протянут, уж лучше бы начать и закончить ремонт. И бывший маляр согласился взять покраску на себя — дело с малярным схожее, что из того, что опыта нет, покрасит, не черти обжигают горшки!
Олифа у хозяйки квартиры была искусственная, и шеф, поболтав маслянистую жидкость в бутыли, решил, что от искусственной толку не будет: не просохнет как следует пол, а если и просохнет, так краска продержится недолго. Поэтому в выходной день он сходил на базар и купил у колхозников льняного масла, дома сам сварил его, а в понедельник утречком явился к подшефной.
— Сегодня, Полина Константиновна, начну, а завершать уж придется завтра, не будет качества, если покрасить один раз.
— А на завод, на смену, как же вы, Василий Петрович? — Она первый раз назвала его не по фамилии и быстренько отвернулась, чтоб незаметно было смущения.
— На завод мне сегодня вечером, в ночную смену, так что поработаю днем.
— Ну, поработайте, раз свободны. Уж мне и неудобно перед вами, заставила работать ни за грош.
— Не беспокойтесь, у меня теперь на заводе ставка хорошая, а много ли требуется одному? — Он отвел в сторону взгляд. — Холостым стал, пока воевал да отсиживался в плену.
Когда хозяйка ушла, Вергасов сунул по конфетке Алеше с Толей, посоветовал им играть на дворе, сам занялся делом. Краска тотчас въедалась в обшарканные половицы, затягивала их поблескивающей пленкой. И не заметил, как покрасил полы. На другой день пришел и покрыл их ровным слоем на второй ряд.
По его предположению, пол мог высохнуть за два-три дня. Он подождал четыре, вечерком в субботу пришел. Имел же он право поинтересоваться результатами своего труда! Полина с ребятишками все еще квартировала у соседки, боялась — вдруг еще сыро. А пол оказался сухой. Вергасов сам первый прошелся по крашеному на кухне и в комнатах.
— Не пристает? — обеспокоенно спросила Полина.
— Затвердела. Фуганком не состругать! В общем, можно смело вселяться.