На дыбе. Русский исторический детектив

Священник отец Никита, поднявший царицу из могилы, ушёл обратно в Россию и уединился в одном из северных монастырей, замаливая свои и чужие грехи.

Что касается Бориса Годунова, то всем известно о его вступлении на российский престол. Случилось это спустя четырнадцать лет после смерти Иоанна Васильевича.

Оправдалось предсказание относительно Петра Басманова. Он отчаянно защищал Гришку Отрепьева, сказавшегося царем Дмитрием, сыном Иоанна Васильевича. Они оба были зарублены. По свидетельству очевидца тех событий Самуила Маскевича, труп Лжедмитрия бояре-заговорщики оттащили на базар и бросили на торговый стол. А на другом, «несколько пониже, расположили тело Басманова, так что ноги первого, свесившись, касались груди второго».

Как видим, предсказания даже лжепророков порой сбываются.

Шел 1606 год.

На Руси царила смута.

ИЗВЕРГ

Из исторической хроники: «Искусный звездочёт и богослов Симеон Полоцкий ночью на 11 августа 1671 года, заметив близ Марса Звезду пресветлую, предсказал царю Алексею Михайловичу и супруге его царице Наталье Кирилловне, что чрез девять месяцев родится у них сын, которому наречется имя Пётр, и не будет ему равного среди монархов. Де всех он превзойдет славою и делами, соседей враждующих смирит, страны дальние посетит, мятежи внутренние и нестроения обуздает, многие здания на море и на суше воздвигнет, истребит злых, возлюбит трудолюбивых, насадит благочестие. То же записал, по словам предания и Дмитрий, впоследствии святой митрополит Ростовский, наблюдавший в Москве течение небесных светил в одно время с Симеоном Полоцким».

Согласно пророчествам, 30 мая 1672 года в день преподобного Исаакия Далмацкого, в первом часу пополуночи, к восторгу московской черни, молодая царица обрадовала Государя своим первенцем…

Но этому сладостному событию предшествовали события нежданные и даже страшные.

Бесприданница

В утреннем блеске свежо благоухали сады боярина Кирилла Нарышкина. Солнце встало за дальними дубами, озаряя ясную призрачность нежно перламутрового небосвода.

И хотя час был ранний, жизнь уже шла своим ходом. Пастух гнал на пастбище мычащее и блеющее стадо. На хозяйственном дворе возле амбаров переругивались мужики. Ловко орудуя «окаянной» рукой, жилистый рыжеватый Пармен монотонно долбил молотом по наковальне. Сильным голосом он выговаривал тщедушному мужичонке: «Каурого я тебе ковал на прошлой неделе, а ты, такой-сякой, опять припёрся!»

Застоявшиеся за ночь лошади нетерпеливо ржали в конюшне, просясь на волю. Возле колодца судачили бабы. С гнусавыми напевами подошли нищие. Хозяйская дочь — круглолицая, глазастая Наталья вынесла им каравай горячего хлеба и свежих с грядки огурцов.

Тяжело опираясь на перила, с крыльца властным взором наблюдал за утренней жизнью своей вотчины Кирилл Полуэктович Нарышкин. Мысли, словно камни в жерновах, медленно вращались в его крупной голове. Думал он о том, что жизнь с каждым годом становится все плоше: неурожай следует за неурожаем, крестьяне мрут или пускаются в бега. Наталья и лицом, и статью взяла, да замуж её за кого отдать? Женихи богатых невест ищут, а он, Нарышкин, и рода худого, и в бедности прозябает. А девка Наталья добрая, не нравная. Когда беда пришла к Никите Кривому, так последние медяки в доме собрала, отдала ему в малое хоть утешение.

Про беду сию, случившуюся в конце мая, как раз под праздник Рождества Иоанна Предтечи, ещё вся округа судачила. Пятнадцатилетнюю девку Парашку, дочь Кривого, нашли в недальнем овраге. Валялась задавленной, с задранным подолом, белые ноги кровью были перемазаны.

Татя не нашли, а грешили на цыган, которые как раз в те дни неподалеку шастали. Мужики, схватив вилы, пошли искать, хотели всех перебить, да их след простыл.

Ах, лучше не вспоминать о том зверстве, сам звереешь!

Тревога

Нелегкие мысли Нарышкина были нарушены малолеткой сиротинушкой Аленкой, вместе с тринадцатилетней сестренкой Ариной живших на девичьей половине дома и занимавшихся вязанием кружев.

Аленка грохнулась перед крыльцом наземь, запричитала:

— Ой, боярин, беда! Аринушка моя пропала…

— Не блажи, дура! — строго приказал Нарышкин. —

Толком реки.

Всхлипывая и заикаясь на каждом слове, Аленка лепетала:

— Вчерась меня на гумно молотить посылали, намаялась там без привычки, засветло спать улеглась. Ночью вдруг пробудилась, в светлице лишь лампадка светит, а кровать сестренки пустая, не разобранная… — вновь разревелась Аленка.

— И чего ж, тюхтя, ты никого не разбудила?

— Да я думала, что сестренка опять у крестной заночевала. Сейчас побегла к ней, а та говорит, что моей Аринушки не было. Аа!

Нарышкин задумчиво стал мять седую бороду, но дочь Наталья властно, не пугаясь присутствия отца, распорядилась:

— Аленка, беги к пономарю, пусть в колокол звонит, народ собирает. Эй, Пармен, туши огонь в кузнице, бери мужиков с вилами, спешите на луговину, где цыгане табором останавливаются. Может, их козни?

Пармен погрозил кулачищем:

— Всех их, чертей, самолично переведу! Вторую девку сгубили, антихристы.