На дыбе. Русский исторический детектив

Не выпуская руку девушки, Богатырёв провел девицу на корму, усадил в одно из глубоких кресел, нарочно поставленных для нынешнего случая. Сам остался стоять, широко расставив длинные ноги и оперевшись на брашпиль.

Отдали швартовы, яхта отвалила от причала, легко пошла наискосок убегающей волне. В лицо рванул мягкий ветерок, чуть пахнувший морем. Яхту то подымало, то опускало.

— Вы любите морские прогулки? — любезно улыбнулся Богатырёв.

— Очень! — Девушка понизила голос и, словно посвящая в тайну, доверительно молвила: — Я даже паруса ставить умею, батюшка мой, Козьма Петрович, учил. А вы в каком полку служите? — говорила она просто, без малейшего жеманства.

— Я полковник Семёновского лейб-гусарского полка Сергей Матвеевич Богатырёв, — произнёс он не без гордости.

— Ах, тот самый? — Девушка простодушно прижала ладошку ко рту. В её глазах светился неподдельный интерес: не каждый же день доводится на яхте кататься со знаменитым столичным красавцем и фаворитом Императрицы.

— А меня зовут Ириной…

— Красивое имя. — Вдруг спохватился: — Так завтра день вашего ангела! — Повернулся к дородной мамаше. — Поздравляю вас, госпожа фон Гольц, с именинницей. Ирина — загляденье, на вас похожа.

— Мы и не думали гостей собирать, — любезно улыбнулась супруга шаутбенахта, гвардейский полковник явно покорил и её. — Траур все ж! Но коли во дворце светлейшего праздник, так отчего нам скромный обед не устроить? Будут лишь свои, и вас, господин Богатырёв, вельми просим. Фон Гольц поддержал:

— Обязательно ждем вас, Сергей Матвеевич, к шести. — Вздохнул: — А вот празднество светлейшего, боюсь, неуместно.

— Согласен с вами, Козьма Петрович. Тем более я только что зрел покойную Императрицу с распоротым животом и спиртовой маской на лице.

Яхта, описав изящный полукруг, мягко стукнулась о причал. В воздух взлетела чалка. Гости поднялись по широким дворцовым ступеням,

Пропажа

Богатырёв понесся с депешей к Меньшикову. Тот сидел в пудермантеле, вокруг него суетился парикмахер, приводя в окончательный изящный вид светлейшего. Рядом стояли штоф водки и в золотой тарелке квашеная капуста. Осушив чарку, светлейший захватил с тарелки щепоть капусты, заложил в рот и стал хрустко жевать.

— Привез доношение? Что пишет Блюментрост? Читай…

— «Ее Императорское Величество десятого апреля впала в горячку. Второго мая кашель значительно умножился, что было вызвано фомикой воспалительным очагом в легких, и вышел значительный гной, и от той фомики шестого дня мая преставилась».

Светлейший слушал без интереса. Явно мысли его были заняты другим. Он спросил:

— Нынче мы учинили ревизию драгоценностям покойной Государыни. Ты был близок к ней. Скажи, куда могла деться брошь, кою ювелир Рокентин делал, а потом посягал украсть, за что сожжен был?

— Нет, светлейший, я про сию брошь ничего не ведаю. Знаю только, что ценность её необыкновенная, сказывают, поболее трёхсот тысяч рублёв!

— Сие так! Брошь Пётр Великий презентовал Императрице к её коронованию. Я тоже лепту внес: одних бриллиантов шесть десятков пожертвовал. И вот ныне исчезла она, — и светлейший с подозрением вперился взглядом в Богатырёва. С угрозой добавил: — Учиним розыск, из-под земли вора достанем!

Нечистый на руку человек твердо убежден, что и весь мир состоит из воров. Светлейший исключением не являлся.

Тайный поцелуй

На другой день влюбленный Богатырёв ужинал в доме фон Гольца. Один за другим поднимали тосты в честь именинницы Ирины. Стол был небольшим — всего на двадцать персон. Собрались друзья и родственники, в основном морские офицеры. Среди прочих был и старинный приятель Богатырёва — капитан Чердынцев, командир третьей роты Невского полка, тот самый, у которого когда-то притаился бежавший из-под караула будущий фаворит.

Пили шампанское, говорили о том, как Меньшиков ловко своих врагов обошел:

— Шафирова отправил в хладный Архангельск, Ягужинского — на Украину. Не нынче-завтра выдворит из России злобного герцога Голштинского, — усмехнулся Чердынцев.

Мужественный фон Гольц заметил:

— При всех Государях воровали. Не боялись даже Иоанна Васильевича, тащили и при Петре Великом. А нынче ворам и вовсе укорота не стало.

Чердынцев весело тряхнул копной каштановых волос:

— Весь Питербурх ведает, что он вместе с пожитками молодого Государя перетащил к себе драгоценности покойной Императрицы. По указу матушки Екатерины из казны герцогу Басевичу следует двадцать тысяч рублёв, так Меньшиков воровски все заграбастал себе, а у герцога Голштинского оттягал аж шестьдесят. Россию словно девку похабную насилуют. А пикни, тут же на дыбе растянут. — Кровь бесстрашных потомков — донских казаков говорила в капитане.

* * *

Нашим влюбленным все эти разговоры были скучны. Они потихоньку улизнули из дома и, взявшись за руки, бродили по тенистым аллеям молодого парка.

В «Гроте влюбленных» они поцеловались.

Под сенью длинных мотающихся ветвей берез, возле журчащего по камушкам ручейка, они поклялись в вечной любви. Было решено: полковник будет просить у родителей руки Ирины.