«В то время у меня была своего рода мечта. Я писал стихи, но мне казалось, что пишу я как-то не так, что для того, чтобы писать по-настоящему, надо знать, как это делали другие поэты; надо знать и то, как они жили, ибо я думал, что жили они как-то особенно, необыкновенно и что без познания этой необыкновенности нельзя научиться писать хорошие стихи».
Мысль о необходимости, обязательности учебы на достойных образцах, о приобретении, накоплении писательской культуры и о том еще, что жизнь поэта, его индивидуальность неотторжимы от творчества, — в дальнейшем углубится и оформится, вкус обретет определенность. Но предстоит еще пройти стадию подражательства, преодолеть детские представления.
Период подражательства почти неизбежен в становлении каждого поэта. Это — период первого ученичества, выбора первых ориентиров. Впоследствии ориентиры могут смениться, кумиры детства и юности будут вызывать снисходительную улыбку. Но никогда, пожалуй, не пройдут бесследно ранние увлечения.
В потоке стихов, попадавших в руки, было немало непонятных имен и слов. В специальной тетрадочке записывались имена античных богов — покровителей любви и искусства. Но встречались и загадочные, несказанно красивые, звучные слова. Например, соната. После мучительных размышлений, основываясь на контексте, М. Исаковский решает: соната — это вьюга. И тут же сочиняет стихотворение о сонате, которая «ужасно завывала и с часом делалась сильней».
Как избежать подобных несуразностей, когда не у кого получить разъяснения? Спустя годы можно, усмехаясь, вспомнить этот забавный случай. И только. Но М. Исаковский вспоминает также о зароке, данном себе после нелепых виршей о завывающей сонате: никогда не пользоваться непонятными словами, сколь бы привлекательными они ни казались.
Вот в какие еще времена вырабатывалось ответственное отношение к слову, строке, отличающее зрелого М. Исаковского.
Понятные слова — это и понятная жизнь, близкий тебе бытовой уклад. «Деревенская» тема постепенно входит в стихи М. Исаковского, отодвигая другие, заемные. Простое «мужицкое» слово получает преимущество перед вычурным и чужим. Тут, естественно, первый учитель — Некрасов. Следуя ему, М. Исаковский в своих стихах начинает описывать жизнь и тяжкий труд крестьянина, всевозможные деревенские случаи и происшествия.
Эксперименты продолжались. Расширялся круг чтения, жизнь одаряла новыми впечатлениями, далеко не всегда отрадными. Началась мировая война. Вместе с газетами, наполненными фронтовыми сообщениями и стихами о боях, в деревню приходили горькие солдатские письма. К газетам мужики относились с любознательным недоверием, письма читали с жадностью.
Осенью 1914 года М. Исаковский написал стихотворение «Просьба солдата» — первое стихотворение, попавшее в печать. Попало оно на страницы московской «Нови» кружными путями, и факт опубликования не скоро стал известен юному автору. Критическое отношение к нему поэт сохранил на всю жизнь, хотя и считал лучшим из сочиненных в ту пору и в пятидесятые годы включил в свой двухтомник.
Публикуя в своем двухтомнике среди ранних стихов «Просьбу солдата», подробно рассказывая о ней в автобиографических воспоминаниях, писатель как бы обозначает исходный рубеж в собственной поэтической деятельности. Рубеж этот нельзя игнорировать, когда мы размышляем о судьбе и творчестве крупнейшего советского поэта.
Было бы опрометчивым выводить из «Просьбы солдата» последующие стихи М. Исаковского, переоценивать первые напечатанные строфы. Однако нельзя не воздать должного им, вышедшим из-под пера четырнадцатилетнего деревенского мальчика с умозрительными, книжными представлениями о войне (через несколько лет они обретут осязаемую конкретность), но с не по возрасту человечным ощущением беды, какую эта война несет простому люду.