На Ельнинской земле

В Ельне надо было прежде всего найти ночлег. На станции Екатерина Сергеевна наняла извозчика, и мы доехали до единственной в городе гостиницы. Гостиница — в ней было всего десять номеров — помещалась на втором этаже двухэтажного кирпичного здания. Извозчик наш уехал, и мы остались под дождем, в потемках, у наглухо закрытой входной двери. Стали стучать в дверь, дергать что было силы за ручку звонка, даже кричать «откройте!», но результатов никаких. Деваться, однако, было некуда, и нам пришлось начать все сначала... Только минут через пятнадцать или двадцать мы услышали, что за дверью по лестнице кто-то спускается вниз. Дверь наконец открылась, и сонный мужской голос спросил:

— Чего вам?

Екатерина Сергеевна ответила, что нужен номер.

— Слабодных номеров нетути,— равнодушно ответил тот же сонный мужской голос, и дверь перед нами закрылась.

Далее началось уже пешее хождение по постоялым дворам — хождение по городу, утопающему в грязи и насквозь продуваемому холодным осенним ветром. Но и постоялые дворы встречали нас примерно так же, как и гостиница. Лишь третий или даже четвертый постоялый двор принял нас.

Утром мы напились чаю, и моя учительница ушла в земскую управу, оставив меня одного. Через несколько часов она вернулась и повела меня в фотографию, где фотограф запечатлел и ее и меня на снимке размером с открытку. Я и сейчас бережно храню у себя эту открытку как память о тех далеких днях, но и особо — о своей первой учительнице Екатерине Сергеевне Горанской.

Когда уже совсем стемнело, я попрощался с Екатериной Сергеевной, и кто-то (не помню уж кто) повел меня к Михаилу Ивановичу Погодину.

У М. И. Погодина в то время были какие-то дела в уездной землеустроительной комиссии, и поэтому он часто вечерами работал в доме, где помещалась эта комиссия.

Михаил Иванович сидел за письменным столом, освещенным керосиновой лампой под зеленым абажуром (электричества в Ельне тогда еще не было), и что-то писал.

Он очень приветливо встретил меня, поговорил со мной, спросил, не хочу ли я чаю, а то, мол, это легко можно соорудить. Потом сказал, что в Смоленск мы поедем завтра с добавочным поездом (около трех часов дня), а пока я должен подождать.

И Михаил Иванович отправил меня на ночлег к сторожу, занимавшему нижний этаж в двухэтажном деревянном флигеле во дворе землеустроительной комиссии.

ПОЕЗДКА В СМОЛЕНСК

1

Поезд на Смоленск отправился уже в потемках. В вагоне зажгли свечи. Но их было мало, и горели они очень тускло. Поэтому я плохо видел, что делалось вокруг меня.

Ехал я в третьем классе. Какой-то человек, внешность которого я не мог рассмотреть в полусумраке вагона, устроил меня на боковой скамейке у самого выхода из вагона и сказал:

— Сиди здесь и никуда не уходи. Когда приедем в Смоленск, я приду за тобой и выведу тебя на платформу.

Человек этот был проводником вагона, и М. И. Погодин, наверно, договорился с ним, чтобы тот взял меня под свое покровительство. Сам Погодин ехал в другом вагоне — очевидно, второго класса.

Но я не догадывался о договоренности относительно меня. И совершенно не знал тогда, что в вагонах есть проводники. Поэтому своего покровителя я принял за самого обыкновенного пассажира, который едет тоже в Смоленск или куда-нибудь еще дальше.

От Ельни до Смоленска всего около семидесяти километров. Но, чтобы пройти это расстояние, поезду нужно было не менее трех часов: шел он медленно, часто останавливался и подолгу стоял не только на станциях, но даже на самых незначительных полустанках и разъездах.

Я с нетерпением ждал, когда же будет Смоленск, но его все не было и не было. И я — то ли всерьез, то ли в шутку — начинал думать: а что, если поезд идет не туда, что, если меня посадили не в тот поезд, в какой следовало?..

Наконец поезд стал замедлять ход, и весь вагон вдруг шумно заговорил:

— Ну, вот и приехали!..

— Вот он и Смоленск!..

Пассажиры поспешно снимали с полок свои вещи и стремились к выходу, заполнив в вагоне весь коридор. Когда же поезд остановился совсем, они быстро исчезли за выходной дверью. Вагон опустел. А между тем приходить за мной никто и не думал. Поэтому я почти с отчаянием спросил у одного из выходивших:.

— Это вправду Смоленск?

— А ты что же думал?.. Конечно, вправду.

Я забеспокоился, заерзал на своей скамейке. Глядел то в одну, то в другую сторону, не идет ли мой покровитель. Но никто за мной не шел. А времени, как мне показалось, прошло уже много. И я думал, что поезд вот-вот тронется и завезет меня куда-нибудь за Смоленск. Что я тогда буду делать?

И уже ни о чем не думая, я вскочил со своей скамейки, в отчаянии выбежал на площадку вагона и, спеша, чтобы не опоздать, сошел по ступенькам на землю.

Поезд тотчас же тронулся.

Я остался совершенно один — под моросящим дождем, под холодным осенним ветром и почти в полной темноте: над железнодорожными путями светились лишь редкие и тусклые электрические фонари.