На фронтах Великой войны. Воспоминания. 1914–1918

Получив в конце мая, наконец, сведения о родных из Ейска, а также от сестры из Киева – она вошла в связь с моей семьей, – я решил ехать в Добровольческую армию. План мой был таков. Ехать в армию, зачислиться, затем, с разрешения начальства, отлучиться на несколько дней для ликвидации некоторых личных дел: взять брошенный мною в Киеве по пути с фронта багаж, передать часть его сестре для отправки семье – хотелось, может быть, последний раз в жизни чем-нибудь ей помочь, – у меня было много сахара и консервов, была надежда отправить это семье при посредстве сестры, – там же оставлено было мое оружие (когда ехали с фронта, были сведения, что немцы отбирают оружие у всех офицеров).

По исполнении всего этого ехать в армию окончательно.

2. Поездка в Мечетинскую

31 мая я выехал в Добровольческую армию. В Ростове я уже не задерживался. Но по незнанию способов езды до ст. Манычской я по железной дороге доехал до ст. Аксай, на самом берегу Дона. Лучше же и проще было еще в Ростове ехать на пароходе – они ходили от Ростова вверх по Дону регулярно – и на нем доехать до самой ст. Манычской, куда лежал мой маршрут. В Аксае сошел с поезда и стал ожидать парохода. В армию ехало еще несколько человек, большинство солдаты, и среди них несколько кавказцев туземцев, ни то армян, ни то персов. Невольно усомнился в их искренности попасть и служить в армии. Подумал: «Наверное, пробираются к своим очагам окольным путем, чтобы миновать большевистское царство по всей Владикавказской дороге».

В ожидании парохода сидел на пристани – открытой барке, на воде и наблюдал лов рыбы. Такого обилия ее мне никогда не приходилось видеть. Рыболовы сетками диаметром аршина четыре в три-четыре заброса налавливали кучу рыбы, часто очень крупной. Она тут же ими на станции очень дешево продавалась проезжающим пассажирам. Верно: «Тихий Дон – кормилец».

После полудня пароход прибыл переполненный пассажирами, главным образом, жителями станиц по Дону, много было военных, донцов. К вечеру пароход достиг ст. Манычской, и я сошел с него вместе с двумя-тремя десятками других пассажиров, из коих большая часть направлялась в Добровольческую армию. Познакомился с одним штаб-офицером артиллеристом, уже состоящим в армии, от которого узнал, что в Манычской находится этап на «тыловом пути»

Добровольческой армии, и есть комендант, ведающий движением по этому пути. К нему мы и направились. Дом коменданта («управление») находился на церковной площади. Здесь уже собрано было десятка полтора подвод, приготовленных для следующих в армию чинов. Комендант принял нас, штаб-офицеров, любезно, а когда узнал, что я офицер генштаба, стал особенно предупредительным. Он быстро довольно отправил следующих в армию, устроил также и нас, предоставив нам двоим лучшую подводу. От него мы кое-что узнали об «обстановке на фронте» и вообще о положении дел. По словам его, дела армии заметно улучшались, приток добровольцев заметно усилился, и пополнение армии налаживалось.

Всю ночь ехали по необъятным Задонским степям. Погода была чудная. Весенний степной воздух бодрил и не чувствовалось даже естественного в путешествиях утомления и склонности ко сну, особенно быстро возникающей при монотонной и скучноватой езде на подводе. Мой спутник, подполковник (фамилию его я забыл), участник Ледяного похода (1-й Кубанский поход)[196], очень много рассказал мне из этого похода интересного о самом знаменитом походе, о совершенно особой боевой тактике в Гражданской войне, о быте армии и проч. Я с удовольствием слушал его рассказы, и в моем воображении постепенно обрисовался лик смутной дотоле, маленькой, легендарно героической горсти в несколько тысяч, именуемой армией, крохотного осколка могущественнейшей когда-то в мире Российской императорской армии.