Ростовский вокзал представлял из себя что-то вроде Ноева ковчега на горе Арарат. Кого тут только не было! Некоторые даже обосновались тут более прочно, ожидая возможности попасть домой – кому на Кубань, кому в Ставрополь, или на Кавказ и проч. Встретил и ейчан, «устроившихся» здесь уже давно.
На Садовой (главная улица в Ростове) опять немцы. Узнали, что их силы, до дивизии, держат фронт за Доном у Батайска против большевиков. И действительно, временами из-за Дона доносился гул редких выстрелов.
Но город как будто этим не тревожился. По Садовой сновало немало публики. Рестораны действовали.
По высокому берегу Дона, на спусках улиц, перпендикулярно к реке, можно было наблюдать кучки любопытных, старавшихся разглядеть «военные действия» у Батайска. Все в Ростове можно было найти и все купить. И, если б не следы в некоторых местах недавних боев и отсутствие нарядных витрин шикарных магазинов (а некоторые из них были закрыты), город совсем бы походил на прежний богатый, шумный, жуликоватый, веселый, красивый Ростов. Новостью во внешности всегда бойкого торговлей города было необычайное развитие мелкой спекулятивной купли-продажи предметами необходимых потребностей для массы населения. Огромная площадь около старого собора и прилегающего базарного района сплошь была занята такими торговцами и покупателями.
На Садовой можно было видеть немало прогуливающихся немецких офицеров, в их прусском некрасивом, грубом, чисто немецком обмундировании, при этом неприятно резало глаза то, что многие из них были в обществе русских, нередко – дам, дружелюбно ведущих беседы.
В знакомом городе мы быстро ориентировались. Из газет узнали, что Добровольческая армия существует и недавно еще проявила себя красивым налетом на Владикавказскую железную дорогу в районе ст. Сосыка[191]
. Большевики здесь были разбиты и рассеяны, оставив в руках добровольцев массу трофеев.Тогда мы еще не знали, что набег этот был предпринят генералом Деникиным с целью помочь бедному боевому снабжению армии. Так хотелось думать, что захват узловых станций Владикавказской дороги к югу от Ростова является одним из этапов проводимой здесь какой-то операции.
А в таком случае являлась надежда скоро увидеть освобожденной от большевиков северную Кубань, то есть свой родной край и, значит, попасть в Ейск к родным.
Нашли в Ростове и бюро по записи добровольцев в Добровольческую армию. Узнали о ее местонахождении и как туда ехать. В газетах читали еще сводки «Донской армии», которая постепенно очищала от большевиков Донскую область.
Настроение наше сразу приподнялось. Стало ясно, и какая обстановка, и что делать дальше. Решено было вернуться в Таганрог, устроить свои личные дела и затем ехать в армию генерала Деникина. Лично мне хотелось, если уж пробраться в Ейск нельзя, то, по крайней мере, снестись с родными, чтобы знали хоть, где я и, в случае необходимости, могли что-либо предпринять в отношении моей семьи.
Снова я стал по целым дням проводить время в порту, на берегу моря, где приставали баркасы рыбалок. Так прошло 1–1½ недели, пока мне, наконец, удалось через одно лицо, пробиравшееся в Ейск, снестись со своими родными. В ожидании ответа я пребывал в Таганроге, побывав еще раз в Ростове и Новочеркасске. В последнем видел известного тогда г-на Быча[192]
, «председателя» Кубанского правительства. Беседовал с этим «министром» и от него узнал еще кое-что о намечавшихся предприятиях по освобождению Кубани. Узнав, что я уроженец Кубани, Быч дал понять, что было бы желательно, чтобы я, как кубанец, был бы на службе в Кубанских частях, что предположено сформировать особую «Кубанскую» армию и что в офицерах Генштаба она очень будет нуждаться. При этом он советовал мне, когда я буду в Мечетинской[193], где находится штаб Добровольческой армии, повидать и поговорить с полковником Савицким[194], «военным министром» в Кубанском правительстве.Быч произвел на меня впечатление человека хитрого и не внушающего никаких к себе симпатий. Сам кубанец, я хорошо знал этот тип с массою добродушия, ласковости, бесхитростности, готовности помочь вам во всем, и с первой встречи вызывающий ваши симпатии к нему, тот именно тип, который выкультивирован краем, где действительно «все обильем дышит». Ничего этого незаметно было у Быча, скорее наоборот, инстинктивно чувствовалось, что имеешь дело с человеком себе на уме, что называется. А кубанского в нем было лишь то, что он был в черкеске, к тому же весьма плохо на нем сидевшей.
Видел представителя Добровольческой армии и говорил с ним о ней и о том, как туда пробраться.
Новочеркасск производил хорошее впечатление, разве лишь был не столь наряден, как я его помнил ранее. Неприятным было то, что по главной улице шлялось много казаков: они были в форме, но чести почти никто не отдавал. Впрочем, у казаков (всех казачеств; войска – второго сорта) подобные «демократические начала», отсутствие должного воспитания наблюдались даже и в лучшие мирные времена.
Бросалось в глаза в городе и на вокзале обилие всякой еды – богатый край!