На грани мировой войны. Инцидент «Пуэбло»

Едва одевшись, они успевали выкурить по сигарете, и ждать, пока их сопроводят в туалет и умывальную комнату на втором этаже. Спуск вниз начинался с построения в камере в колонну по росту. Построившись, они ожидали разрешения идти. В коридоре им приказывали склонить головы, опуская подбородки на грудь. Гортанная команда, и они начинали спускаться по лестнице. Движение почти всегда приостанавливалось охраной, которая осматривала и пересчитывала узников, заставляя каждого произносить порядковый номер по-корейски. Матрос Джон Шинглтон, самый высокий в камере, всегда шел направляющим. Его обязанностью было нести ведро, так как Джон отвечал за мытье полов в камере и коридоре и должен был набрать воды. Эллис шел вторым, Рассел — третьим. Стю понятия не имел, кто по порядку шествовал позади. Рассел был «som», всегда довольный тем, что двое впереди никогда не пропускали осмотр. Шедшим позади (если кто-то отсутствовал) приходилось на ходу учить новое корейское числительное.

Как только утренний поход «на горшок» заканчивался, они возвращались в камеру, чтобы сменить шлепанцы на баскетбольные кеды. Они считались обувью для улицы. Вообще-то северные корейцы старались держать пленных босиком, когда только возможно. Американцам казалось — из опасения побега. Было бы трудно убежать по заснеженным горам в сандалиях без задников. Сами члены экипажа «Пуэбло» никогда даже не обсуждали такой возможности. Все понимали — это верная смерть. А им очень хотелось выжить.

19 февраля офицеров начали принуждать к написанию ходатайства президенту Джонсону. Пришлось составить несколько вариантов, пока через десять дней северные корейцы наконец утвердили окончательный текст. В конце концов его подписали все члены экипажа. Потом, когда они вернутся, это письмо, а также пресс-конференция офицеров корабля и старшего океанографа станут в Америке поводом для широкой дискуссии в прессе. Их обвинят в сотрудничестве с… кем? С врагом? Война давно кончилась, а новая не началась. Они нарушили Код Поведения? Безусловно. Ни одна военная структура в мире не допускает обсуждения подчиненными действий начальника, тем более — Верховного Главнокомандующего, каковым является президент. Все уставы мира запрещают коллективные обращения военнослужащих — каждый отвечает за себя. Но с другой стороны, великая держава, отправив их навстречу опасности, не смогла ни подстраховать, ни защитить, ни вызволить.

Корейцы имели основание полагать, что американской воздушной разведке удалось обнаружить место содержания пленников (хотя на самом деле это не так). 4 марта автобусами их перевезли в другую тюрьму в сельских окрестностях Пхеньяна. Американцам объявили, что они будут находиться здесь до тех пор, пока не проявят искренности и пока Соединенные Штаты не выполнят предъявленных требований.

Несмотря на начало марта, по утрам их выводили во двор тюрьмы в одних кальсонах и нательных рубахах. Заключенные были вольны заниматься чем угодно, обыкновенно пересказывая сплетни из других камер. Однажды Чарли Ло, вспомнив свой ночной дебют на стадионе в Пхеньяне, вызвался покомандовать физическими упражнениями. Они были хорошо знакомы большинству по средней школе, но северные корейцы отметили его рвение и назначили постоянным ответственным за физподготовку. Ло был всего лишь старшина первого класса, теперь же ему предоставлялась регулярная возможность покомандовать своими командирами тоже. В конце концов, в социалистическом обществе нет никаких классовых различий. Чарли, в котором неожиданно проснулось тщеславие, наслаждался собственной ролью и специально подчеркивал перед всеми ошибки в упражнениях, которые допускали офицеры.

После завершения утренней зарядки заключенных возвращали в свои камеры, где они снова переобувались в шлепанцы и готовились к завтраку. Столовая располагалась рядом на третьем этаже, но была недостаточно велика, чтобы весь экипаж мог принимать пищу в одну смену: почти как на круизных судах, где туристов кормят в два захода. Здесь, при всем желании тюремщиков, изоляция экипажа нарушалась.

В новой тюремной столовой имелся один большой стол на восемь мест и приблизительно 10 столов на четверых. Камера, в которой находился Рассел, была расписана за общий стол, но с одной организационной оплошностью со стороны корейцев: на завтрак и ужин им выпадала первая смена, а на обед — вторая. Это позволило их камере служить проводником информации между разными камерами, где содержались члены экипажа.