На грани полуночи (ЛП)

Молодая жена Синей Бороды, оставив ключ в замке, согнулась у железной двери в потайные покои. Обстановку комнаты Лив не стала рисовать, только сплошную темноту в проеме приоткрытой двери. Да. Так страшнее. Точно.

– Выглядит красиво, милая.

От раздавшего голоса отца Лив подпрыгнула на месте. Нервы совсем ни к черту после последних месяцев. Она посмотрела на картину. Изо всех слов, которыми можно бы описать это художество, «красиво» стояло на последнем месте. Однако выбирать не приходится.

– Спасибо, папа, – поблагодарила Лив. – Что ты здесь делаешь?

Отец оглядел пыльный хаос, вызванный ремонтом в ее книжном магазине, махнул конвертом, который держал в руках, и с натянутой дружелюбностью заявил:

– Место выглядит великолепно. Хорошая работа.

Лив пожала плечами:

– Через пару месяцев я должна все тут закончить и открыться.

Наступило напряженное молчание. Отец моргнул, переминулся с ноги на ногу. Прокашлялся.

– Ты, э… ты слышала о Шоне Макклауде?

Лив вся сжалась от боли, которую вызывало это имя. Она прижала ладонь к ноющему горлу.

– Нет. Мы расстались, папа. Пожалуйста, больше не упоминай его имя при мне.

– А. Ладно. Как-то странно после того, что случилось…

– Да, но так уж обстоят дела, поэтому оставим эту тему, – резко сказала она. – Что в конверте?

Отец опустил взгляд.

– О. Это для тебя. Принес курьер. Я встретился с ним в дверях при входе, поэтому взялся передать.

Лив протянула руку. Подождала.

– Папа? – напомнила она.

Отец нахмурился.

– Наверно, мне стоит открыть его за тебя. Учитывая обстоятельства.

– О, прекрати. – Она забрала конверт из его рук. – Те, кто мог мне навредить, мертвы. Я сама могу открыть свою чертову почту.

Он пожал плечами.

– Ладно, тогда открывай.

– Потом, когда останусь одна, – оборвала его Лив. – Ну давай, папа. Выкладывай. Что она там наказала передать, но предупреждаю, я не собираюсь…

– Я не принес сообщений от твоей матери, – резко заявил отец. – Я уже три недели живу в квартире на Корт-стрит.

Лив ошарашено уставилась на него.

– О. Это…

– Навсегда? Да. – Отец избегал ее взгляда. – Давно пора было. Просто не хотелось ломать ничью жизнь. Но после того, что произошло, я задумался.

– Да, – тихо согласилась Лив. – Понимаю почему.

От чувства сожаления лицо отца прочертили морщины.

– Мне очень жаль, что я не вставал за тебя грудью, милая, – мрачно сказал он. – С самого начала.

С самого начала? Теперь он сожалеет? После того, как ее жизнь разрушена? Лив не без труда подавила приступ горечи. И коротко кивнула отцу.

– Я вот тут думал, может, ты как-нибудь поужинаешь со мной? – закинул он удочку. – То есть когда будешь проездом в городе.

Лив молча стояла, приложив ладонь ко рту. В горле все еще стоял ком.

Отец откашлялся.

– Ну, ладно. Я пойду.

– Конечно мы поужинаем, – выпалила Лив. – Я позвоню.

Он ответил ей болезненной улыбкой, потрепал по плечу и поспешно удалился. Отец никогда не мог справляться со слезами. Она его не осуждала.

Слезы ее саму донимали до сих пор.

Лив смахнула их рукавом большого не по росту свитера и осмотрела конверт. Только ее имя. Внутри забилась тревога. Лив с усилием ее подавила.

Ти-Рекс сгинул, черт возьми. Кормит могильных червей.

Она вскрыла конверт и вытащила стопку рисунков.

Рисунки были сделаны чернилами на листках, вырванных из альбома. Обнаженная женская натура. Простые, набросанные минимальными штрихами и все-таки наполненные чувственностью. Словно их импровизированное изящество – творение рук древнего китайского мастера-каллиграфа.

Не веря глазам, она пролистала их трясущимися руками. На рисунках не было подписи. И лишь увидев спину женщины, она узнала натурщицу. Эта россыпь родинок… на ее собственной спине. А вон те веснушки на ее руках. Ее стопа с родимым пятнышком над пальцами. Шон когда-то говорил, что ему хотелось упасть на колени и целовать их.

Все это похоже на удар, нацеленный прямо в сердце.

Она бросила рисунки на пол и зарыдала. Как смеет он так легко вернуться после многомесячного отсутствия, после непонятных игр с ее разумом, ее сердцем? Да как он смеет?

Как изощренно, садистский ублюдок.

Она упала на колени и стала лихорадочно рыться в рисунках, не сунул ли он пояснительную записку. Конечно нет. Вежливость или нормальное поведение – это не по нему. В конце концов, он всего лишь непонятный сумасшедший Макклауд, боль в заднице.

Она протопала мимо бросавших любопытные взгляды рабочих на улицу. Натянула свитер от пронизывающего ветра. Вряд ли Шон был великодушен и не стал болтался поблизости, чтобы не посмотреть, как она отреагирует. Она подождет, пока он не выскользнет из подворотни, чтобы принять наказание.

И тогда… О, тогда… Помоги ему, Боже.

Шон, глубоко сунув трясущиеся руки в карманы джинсов, смотрел мимо лимонного крема, черничного варенья и ирисок, заполонивших полки «Магазина даров Эндикотт-Фоллз». Он таращился в окно и смотрел через улицу на «Книги и Кофе». Магазинчик Лив.