На грани полуночи (ЛП)

Лив посмотрела ему в глаза. Пионы на обоях били по периферии зрения, как лихорадочный сон. Пульс зашкаливал. Лив была напугана, возбуждена и невероятно рассержена. Шон резко распахнул на ней халат, обхватил грудь и дрожащими пальцами начал прослеживать круги. Затем наклонился и взял в рот сосок, его язык был горячим и грубым от желания.

Шон обхватил ее лицо ладонями, гладил влажные от пота волосы.

– Я никогда не причинил бы тебе боль. Ты же это знаешь, верно?

Лив подумала обо всех ночах, проведенных в рыданиях до рассвета. Обо всех годах бесполезной терапии.

– Не могу поверить, что у тебя хватает наглости говорить мне это, – зашипела она. – Ты понятия не имеешь, да? Ты идиот…

Он прервал ее яростным поцелуем, но агрессия растаяла в голодной сладости, и поцелуй перешел в дикую борьбу ищущих языков и сплетенных рук. Они хотели наказать друг друга, поглотить друг друга.

Шон оторвался от ее рта.

– Слишком поздно меня отшивать, – сказал он. – Мы уже перешли точку невозврата – когда же? – возможно, три оргазма назад?

– Не тискай меня, обезьяна!

– Или что? Позовешь на помощь мамочку с папочкой, или Блэра «Задницу» Мэддена? Хотелось бы посмотреть, как ты будешь объяснять, почему стоишь тут совершенно голая, красная, как вишня, и до колен скользкая от смазки.

– Черт бы тебя побрал, Шон…

– А что, если я просто упаду здесь… – что он и сделал, скользя влажными, голодными поцелуями по ее груди и животу, – на колени и вылижу еще немного сладкого сока с королевского клитора.

Лив боролась, но он держал ее за бедра и прижал лицо к ее лобку, его длинный ловко извивающийся язык пытался разделить нежные складки.

– Прекрати, – умоляла она. – Я не могу больше терпеть.

Шон поднял голову.

– Когда ты испытаешь достаточно оргазмов, то будешь в идеальном положении, чтобы пнуть меня под задницу.

Она вывернулась из его рук и потеряла равновесие из-за собственных бешенных рывков. Шон схватил ее, чтобы не упала. Они перевернули комод и зацепились за шнур от лампы, которая с грохотом свалилась на пол рядом с ними. Сами же они приземлились на мягкий, пушистый розовый вязаный коврик.

Лив прижало большой горячей массой. Он был жестким, как сталь, тяжелым и огромным, вибрирующим от возбуждения.

– Вот дерьмо. С тобой все хорошо? – спросил Шон, затаив дыхание. – Ты не ушиблась?

Она толкнула его в грудь.

– Ты весишь целую тонну и превратил меня в желе, и ты грубый и ужасный придурок, но в остальном все в порядке.

Он освободил ее грудную клетку, все еще держа ее в ловушке под собой, и схватил подушку, которая в разгаре борьбы упала с кровати, а затем положил ее под голову Лив и потянул ее за волосы, рассыпав их по подушке. Он целовал ее лицо, лоб, щеки и горло.

– Я не хотел причинять тебе боль, – шептал он. – Серьезно. Никогда.

«Тогда, почему ты это сделал?» Заданный мысленно вопрос эхом повис между ними.

Шон нащупал свои джинсы и вытащил из кармана презерватив. Разорвав упаковку зубами, он с небрежным мастерством надел его на себя. Лив чувствовала себя девственницей, лежащей на алтаре, покрытом шелком, и принесенной в жертву чувственному, беспощадному полубогу.

Она не могла дышать и сильно дрожала. Шон прижался к ней, и она ахнула, ощутив электрический удар при контакте.

Он кружил вокруг, лаская ее складки. Она извивалась и кусала губы, чтобы приглушить страстные, рыдающие звуки, вырывающиеся их горла.

Он нажал сильнее, глядя ей в глаза, когда входил в нее. Ого! Ничего себе! Черт! Он был огромным внутри. Ее ногти глубоко вонзились в его руки.

Тук-тук-тук.

– Ливви? Дорогая? – Это был голос ее матери. – Мы слышали шум. Все в порядке? – Тук-тук-тук. – Ливви?

Шон застыл. Его тело начало дрожать от смеха.

Он прижался лицом к ее горлу.

– Да, Ливви, – его тихий, дразнящий шепот щекотал ей ухо, – с тобой все в порядке?

Лив трясло от смеха. Вот это и был окончательный момент невозврата. И она должна была взять себя в руки, или шанс ускользнет сквозь пальцы. В худшем из возможных способов.

– Ливви? – Снова стук. Голос матери зазвучал громче.

Лив попыталась успокоить свои дрожащие голосовые связки.

– Да, мама, все в порядке, – крикнула она. – Извини, я тебя не слышала. Я двигала чемодан и уронила лампу. Прости, что испугала тебя. Спокойной ночи.

– Я слышала, как ты с кем-то разговаривала, – подозрительно сообщила Эмилия.

– Да. Я, э-э, говорила по сотовому с Элисон.

– А! Могу я войти? Хочу поговорить.

Лив впилась ногтями в плечи Шона.

– Гм… я не одета, мама. Я собиралась принять душ. Это может подождать?

Мать издала раздраженный звук.

– Думаю, да. Поставь будильник на пять утра. Завтра мы выберем тебе телохранителей. Спокойной ночи.

– Ладно, – ответила Лив, – тебе тоже.

Послышались удаляющиеся шаги. Лив плотно закрыла глаза и чуть не стукнулась зубами о зубы Шона. Его губы дразнили ее открытый рот. Он прикасался кончиком своего языка к ее. Она провела руками по его груди, чувствуя каждую впадину и изгиб, грубые волоски и соски. Она кожей чувствовала его тяжелое дыхание, чувствовала, как между ног пульсирует его жар.

– Слава Богу, – прошептал Шон. – Твоя болтовня сводит с ума.

Она открыла глаза.