На грани развода

– Когда сердце болит много лет, не нужно чтобы что-то случалось. У нас, у женщин, как это называется? Депрессия? У мужчин тоска. Накатывает так, что им плохо. Они не плачут, не жалуются, тоску некуда выплеснуть. Мы хоть покричать можем, а они – нет. Георгий всегда такой был – любую боль молча переносил. Тяжело знать, что жизнь прошла, а ничего не сбылось.

– У женщин тоже так бывает, – заметила Марина.

– У женщины есть дети. У меня сын есть. В нем мое счастье. А у Георгия даже детей нет. Бог не дал. Раньше легче было, а сейчас я его боль на себя переношу, принимаю. У меня начинает сердце болеть. Хочешь посмотреть? Иди.

Луиза открыла дверь и завела Марину на кухню. Марина ахнула, не зная, что сказать. Вся кухня была уставлена подносами, на которых лежали арбузы и дыни. Все они представляли собой маленькие шедевры. Арбузы превратились в птиц, дыни – в цветы. В углу кухни, на низкой табуретке сидел Георгий и тоненьким ножом вырезал очередную картину на дыне – лицо женщины, очень похожей на Луизу. Шеф-повар и хозяин кафе даже головы не поднял, когда на его кухне появились посторонние.

– Он так с пяти утра сидит, – пожаловалась Луиза. – Георгий, дорогой, хватит. – Она подошла и положила руку на плечо мужчины, которого до сих пор любила и который любил ее. Он поцеловал тыльную сторону ее запястья и вернулся к вырезанию локона на дыне.

Луиза тяжело вздохнула и понесла уже готовую работу – павлины, вырезанные на арбузе, в кафе – выставить на обозрение для привлечения клиентов.

– Он хотел стать художником, – продолжала рассказ Луиза. – Мечтал уехать учиться в Италию или Францию. Мои родители поэтому считали, что он будет для меня плохим мужем – кому нужны калякалки для туристов? Не сможет семью прокормить. И я буду жить на гроши, которые он за свои картинки еще, дай бог, получит. Георгий все-таки уехал учиться. Но вернулся. Ему было тяжело возвращаться. Все родные сказали: «Конечно, вернулся, какой из тебя художник?» И в институте ему так же сказали: «Какой из тебя художник?» Там же все гении, все амбициозные, все талантливые. Георгий обиделся. Он гордый. Если бы ему встретился учитель, который поддержал, сказал, что у него есть талант, он бы стал художником. И очень известным. Но когда он в первый раз вернулся, умер его отец, который был хозяином «Утопии». И кафе Георгию перешло по наследству. Когда умерла его мать – она всего на два года пережила мужа, – Георгий опять уехал. Учиться на повара. А что оставалось? Мать взяла с него обещание, что он не продаст «Утопию». Георгий поклялся, хотя ему и дела не было до ресторана. Но он очень ответственный. Если пообещал, обязательно выполнит. И он не мог себе позволить готовить, не выучившись. Не хотел, чтобы стыдно за свою работу было. Но он никогда не любил готовить. Ему нравилось выкладывать блюдо на тарелки, презентацию делать, подачу. Настоящие шедевры получались. Даже есть жалко. Вместо холста у него тарелка была. Ты не думай, я так говорю не потому, что им восхищаюсь. Все так говорили. Даже удивлялись – как можно так красиво еду выкладывать, а готовить – жарить, парить, смешивать вкусы – не любить. Георгий не смог, хоть и пытался. Да, делает вкусно, готовит профессионально, но без души. Блюда холодными получаются, как его сердце. В нем нет страсти. Когда ему совсем плохо становится, он дыни и арбузы вырезает. Людям-то все равно, наплевать. Он потом своих птиц, цветы и портреты нарезает и в качестве бесплатного десерта отдает. Гости радуются, если бесплатно. Они даже не замечают, какие ровные, просто идеальные куски выходят из-под ножа Георгия. Гостям все равно, какие куски. И все равно, что есть. Мало кто чувствует, разбирается во вкусах. В больших городах, в ресторанах, там да. А у нас… Георгий для детей любит готовить, но дети хотят только пасту. Без всего. Или нагетсы с картошкой фри. Но Георгий только тогда оживает, оттаивает, когда для детей готовит. Но дети есть отказываются – как можно съесть собаку из оладушек с ягодами, которая так жалобно смотрит, что ребенок плакать готов. Или принцессу, у которой платье как настоящее, а на самом деле это пудинг? Георгий из одной виноградины может такой цветок вырезать, что захочешь его в вазу поставить! А что мне остается? Я не могу ему родить ребенка, для которого он бы готовил. Я могу только сидеть здесь и смотреть, как он вырезает.

Георгий вдруг отложил дыню, так и не закончив с локоном, и подошел к плите. Ему было все равно, что плиту вечером никто из сотрудников не отмыл. Он взял тряпку и быстро, профессиональными четкими движениями привел рабочее место в порядок. Точно так же, молча, замесил тесто и начал выпекать оладьи в виде Медузы горгоны, цветка и паутинки. Георгий делал смешные рожицы, украшал все шоколадными каплями – глазами.

– Позови детей, – попросила Луиза.