На грани развода

– Не, точно теща, – рассмеялась Вика. – Жена думает, что убила двух зайцев. Как же. Теща уже давно все заметила, но будет молчать. Лишь бы дочку не расстраивать. И будет говорить, что все замечательно. Ребенок-то маленький, лет пять-шесть, не старше, а теща – старой закалки. Она сначала о ребенке подумает и о том, что зятья, пусть и гулящие, на дороге не валяются. В ее поколении было не принято мужьями разбрасываться, так ведь, Светлана Михайловна?

– Да, правда, – подтвердила та. – Мы были приучены терпеть и сор из избы не выносить. Были, конечно, такие женщины, кто сразу в профком и партком бежал, чтобы мужа пропесочили. Но так за семью боролись, за то, чтобы дети нужды не знали.

– Вот и я про то же. Бабуля эта думает не о том, что зять ее налево ходит, не стесняясь, а о том, что живут они в хорошем отеле, зять не сэкономил. Что у внука все есть. И дочка при муже. Все как у людей. Наверняка дочь домохозяйка.

– Нет, Викуль, подожди, ну с чего ты взяла, что у него роман именно с этой дамочкой? – спросила Даша.

– Она сегодня в новом платье. Не в том, которое привезла из Москвы, – ответила Вика.

– Ну это-то ты откуда знаешь? – ахнула Даша.

– От верблюда. Я заходила сегодня за фруктами и в соседнем магазине увидела платье. Вот прямо оно на меня смотрело. Манекен стоял в платье и в шляпке белой. Я именно эту шляпу последние два года искала, найти не могла. Но я же набрала – персиков, черешни, денег с собой не осталось наличных, а карточку они не принимали. А мне так захотелось это платье, до одури. И шляпку к нему. Я бы в Москве никогда такой наряд не купила, здесь же – ну вот то, что надо. Рукава-фонарики, розовое, кружавки по подолу. И шляпка с полями и лентой. И бантик сзади. Умереть, не встать. В общем, пошлятина высшей степени. Ну я вернулась в номер, взяла деньги и пошла за платьем и шляпой. И по дороге в магазин что я вижу? Идет мое платье в моей шляпе! Я решила, что манекен ожил. А нет – оказалось, эта дамочка прикупила себе платьишко и, зараза, даже мою шляпу забрала!

– Ну и что? – Даша и все остальные уже хохотали. – Если ты хотела купить это платье, у тебя тоже курортный роман?

– Нет, тут другое. Я-то платье хотела от стресса, а дамочка в состоянии романа белье бы купила, просто тут белья приличного нет. А есть – неприличное платье. И шляпа, кстати, мне больше шла, чем ей. И вообще, ненавижу таких женщин. До истерики. Мы тут ужинать ходили в кафе и сидели за соседним столом с этими голубками. Так меня аж подташнивать начало. У этой профурсетки все с уменьшительно-ласкательными суффиксами: «супчик, котлетка, рыбка».

– Викуль, это у тебя что-то личное, – улыбнулась Марина.

– Конечно, личное, – подтвердила Вика. – У каждого есть пунктик, правда? Ну из-за которого ты понимаешь, что все кончено. Просто эти суффиксы по отношению к еде меня просто бесят. Слышать не могу! Свекровь так говорила, а я аж зеленела. И еще «жадина-говядина».

– При чем здесь «жадина-говядина»? – удивилась Даша.

– Ни при чем, просто бесит. Как и «булка». Мой муж из Питера. У них же там вечность впереди, и самомнение зашкаливает. Вот вы как говорили в детстве? «Жадина-говядина – соленый огурец». Да? Или «Жадина-говядина – турецкий барабан». А он говорил – «пустая шоколадина». Там еще продолжение было, я не помню, что-то про «сосисками набитая». И «булка», блин. Я вешалась от этой «булки». Они там все сумасшедшие. Я, когда с мужем к свекрови приезжала, каждый раз хотела утопиться. Прямо с вокзала пойти и утопиться. Они даже дорогу нормально перейти не могут. Срезают между машинами. И все эти парадные… Я говорила, какая парадная? Тут засрано все по самую крышу. Но нет – все равно парадная! Свекровь моя чуть что – в слезы и убегала на кухню, сотрясаясь в рыданиях. И плечами так активно двигала, чтобы все понимали, что она плачет. Как наша Женя, которой активная мимика и жесты позволительны в силу профессии. Но свекровь-то не актриса! А я даже понять не могла, с чего она в следующий раз на кухню бросится, как нервная барышня. Как-то купила ей успокоительных. Нет, пить не стала. Обиделась. Сказала, что страдания наполняют душу. Господи, да у нее депресняк в чистом виде был и еще климакс. Я ей и таблетки, чтобы пережить менопаузу, привезла. Нет, у нее душа должна страдать и наполняться. Ой, еще вспомнила, у нас ведь ластик? Да? Всегда говорили ластик! А мой бывший муж называл стеркой. Вот стерка, и хоть тресни. А свекровь называла половник поварешкой. Ну половник же, да? Вас не раздражает? Меня просто трясти начинало. Галя, новая жена моего бывшего, тоже из Питера. Я даже не удивилась. Нет, она давно в Москве живет, еще с института, но родом оттуда. Вот поэтому моему бывшему с ней хорошо. И свекровь ее обожает. Они на одном языке говорят с одинаковой интонацией. И вечность у них впереди, и вечный срач в квартире. Зато, блин, парадная.

– Девочки, а курортный роман считается изменой? – спросила вдруг задумчиво Светлана Михайловна.

– Нет конечно! – дружно ответили все. – Гуляйте, Светлана Михайловна, сколько хотите. Мы никому не скажем!