На грани смерти

«Смертельной казнью будет наказан каждый, кто прямо или косвенно поддерживает членов банд, саботажников, преступников или бежавших из плена, дает им пристанище, продукты или же оказывает любую другую помощь», — значилось в приказах ровенского гебитскомиссара Беера. И тем не менее она, не страшась смертной казни, помогала нам всем, чем могла.

— Мария, мне нужна сейчас ваша помощь, — сказал я, когда она села в машину. — Кажется, нам удастся освободить Георгия. Но прежде надо обезопасить семью Петра Мамонца, иначе их арестуют, как только немцам станет известно, что Георгий похищен. Слушайте внимательно. У меня осталось меньше часа времени. Отвезти Марию с девочкой в один конец города, а больную бабушку — в другой я не успею. Вы остановите сейчас дрожки, поедете к Петру на квартиру и заберете бабушку. Только делайте все очень быстро: времени совсем мало, немцы могут кинуться за нами сразу после побега, я ничего не обещаю… Так вот, бабушку везете до этого базара, отпускаете дрожки и пересаживаетесь в другие. Через час вы обе должны быть дома. Пусть она поживет у вас некоторое время, я вернусь из отряда — и решим, что делать дальше. Вы все поняли? Ну, счастливо!

Я не спрашивал у Левицкой, согласна ли она нам помочь. Мы были тесно связаны одной работой, риском и опасностью. Все поручения, как в армии, давались ей в приказном порядке, и она выполняла их беспрекословно.

— Господи, что случилось, Коля? — увидев меня, заволновалась Мария Мамонец.

— Даю вам пять минут на сборы. Немцы вот-вот должны быть тут, за вами… — Это было жестоко с моей стороны, но придумать что-либо другое, чтобы заставить Марию действовать с максимальной быстротой, я не мог. Посвящать же ее во всю историю было некогда. Всегда готовая к худшему, Мария ни о чем не расспрашивала.

Когда все были собраны, бабушка Елена спросила тихо, срывающимся от волнения голосом:

— Коля, а что мне делать?

— Не беспокойтесь, — сказал я, — сейчас за вами приедут.

Пока Мария одевала бабушку, приехала Левицкая. Я посмотрел на часы. Через двадцать минут на углу у перекрестка, неподалеку от немецкого казино, меня будут ожидать Петр и Георгий.

Я отвел Левицкую в сторону:

— Мне пора ехать, — сказал я ей. — Вы сделайте все так, как я просил. Только не задерживайтесь. Ну, все, счастливо.

Оставалось семнадцать минут. Я еле сдерживал себя, чтобы не гнать машину и тем самым не привлечь внимание патрулей. Мария несколько раз спрашивала, куда я ее везу и что с Петром. Я отвечал, что через несколько дней все выяснится. Оставалось четырнадцать минут…

Оставив Марию с дочуркой в машине, я поднялся к Антону Марциняку. Дверь открыла его жена. В двух словах рассказал ей, что произошло и что требовалось теперь от нее, вернулся к машине, выгрузил вещи Мамонцев. Несколько прохожих остановились, подозрительно разглядывая немецкого солдата и возившуюся с поклажей женщину с ребенком.

Оставалось пять минут… Через пять минут Петр выведет Георгия на угол. К этому времени мой «адлер» должен уже стоять на месте.

16

Заключенные сочувственно наблюдали за Георгием, который, корчась от боли, время от времени стонал.

— Видно, нет сил терпеть больше. Знает же, что лечить его никто не будет, расстреляют — да и делу конец… Потерпел бы чуть-чуть…

— Здорово его прихватило. А эта собака ему еще лопату тычет. Человек при последнем издыхании, а он…

— Молчать! Я вам сейчас поговорю! — прикрикнул полицейский, заметив, что заключенные переговариваются между собой.

Мамонец взглянул на часы. Пора!

— Возьмите у него лопату, — кивнув в сторону Георгия, приказал он одному из полицейских. — Придется его в тюремный госпиталь везти. Пусть там подыха́ет, а не тут! Ты что, совсем не можешь стоять? — обратился он к Георгию.

Тот застонал в ответ и почти шепотом произнес:

— Совсем невмоготу. Мне бы воды попить…

— Воды? Тебе бы пулю в лоб, а не воды, — громко заржал Мамонец. — Останетесь вместо меня старшим, — обратился он к высокому полицейскому. — Через час вернусь. Головой отвечаете! Головой! — нарочито громко, чтобы слышали все, повторил он.

Я успел. Грачев стоял на условленном месте. Он сел в машину, и мы помчались.

Тени от молодых кленов и лип исчертили улицу длинными полосами. Желтые сухие листья мягко шуршали под колесами. Ноябрьское солнце слепило глаза, в машине было жарко. Я опустил боковое стекло. Холодный воздух обдал горячие щеки.

Более чем за сто метров от казино мы заметили, как Георгий и Петр с винтовкой наперевес пробирались через лаз в заборе. Наступили самые ответственные минуты. Окинув быстрым взглядом улицу — как назло, прохожих много, среди них военнослужащие, гестаповцы, — я, грубо нарушая правила уличного движения, развернул машину и оказался рядом с беглецами. Резко затормозил. Грачев открыл дверцу. Петр втолкнул Георгия на сиденье и сам тяжело плюхнулся рядом с ним.

На нас обратили внимание, но все произошло так быстро, что никто из гитлеровских офицеров не успел поднять тревогу. Машина рванула с места и, набирая скорость, понеслась в направлении пригородного села Тютькевичи.