На грани веков

Он осекся и, выпучив глаза, уставился на дверь. Барыня медленно поднялась и, словно защищаясь, вытянула руки. В двери появилась косматая голова эстонца, затем он и сам одним прыжком очутился у стола. Комната наполнилась запахом железа, угля и кузнечной копоти.

— Ключ! Ключ от подвала подавай!

Руки барыни протянулись к кучеру, и вся она подалась в ту сторону. Хватай его! — приказывали ее движения и исказившееся лицо. Разве можно ослушаться?! Кучер обеими руками вцепился в косматую бороду кузнеца, но железный удар в подбородок тут же отшвырнул его на два шага назад, только жесткие волоски остались между пальцами кучера. Рука кузнеца молниеносно исчезла под кафтаном, взлетела вверх, меч описал дугу, и верный слуга упал, как подкошенный, на четвереньки, заскреб руками голый кирпичный пол. Алая струя сразу же растеклась липкой лужей. Барыня вскинула руки и заквохтала, словно курица, которой тяжелым сапогом наступили на ногу. Глаза у нее выкатились, рот раскрылся, чтобы вновь завопить, но вопль этот так и застрял в горле, крестообразная рукоятка меча угодила ей прямо под ложечку. Баронесса упала навзничь, ноги ее судорожно задергались, сквозь стиснутые зубы выступила красная пена — снова начался припадок.

Но на этот раз уже некому было перевернуть ее. Мегис выскочил за дверь и пролетел пол-лестницы. Но вдруг спохватился. Ключ! Ведь он же за ним и приходил. Взлетел назад, нагнулся и поспешно обшарил карманы кучера. Верный слуга уже не двигался, да и не двинется больше никогда, рассеченная голова была так страшна, что даже Мегис не осмелился глядеть на нее. Ключ в руках! Мегис подскочил от радости. Барыня лежала, как и повалилась, глаза ее уже остекленели, лицо постепенно делалось сизым. Кузнец вновь занес меч, но сдержался — вот еще, падаль рубить, тьфу! Задул свечу, на цыпочках выбрался вон и замкнул за собой дверь. Потом захлопнул наружную, ключи от этих дверей забросил через стену в неоконченную постройку нового замка. Звякнув, они упали в какую-то груду битого кирпича.

Замок в подвале открывался с секретом, но сам мастер знал, как с ним обращаться. Накладка резко лязгнула, окованная дверь широко распахнулась, две темные фигуры подскочили к лестнице. Ни слова не говоря, Мегис поспешил наверх, освобожденные — следом за ним. На дворе так ярко светит месяц, что у них в первую минуту даже в глазах зарябило. Но вот Мартынь махнул рукой: к дороге на Отрог! Туда погоня не сразу кинется, не догадаются. Внимание их было так напряжено, что они без слов поняли его замысел и последовали за ним. Но вдруг Инта вздрогнула — послышалось что-то похожее на слабый всхлип, — может, из оставленной настежь двери в подвал, может, за стеной в неоконченной постройке. Под кустом сирени что-то шевельнулось, может, это выгнанный из комнаты котенок, может, глупый ежик, забытый матерью. Она нагнулась, всмотрелась и, сама всхлипнув, схватила темный комок в объятья.

— Пострел, сыночек мой!

Крепко прижав его к груди, она кинулась догонять мужчин. На отрожской дороге к ним присоединились еще двое — Марч с Мильдой. Мартынь недоуменно поглядел на них.

— И вы тоже?

Марч прошептал твердо и решительно:

— И мы. Завтра нас тут все равно замордуют. Суд едет, и драгуны заявятся.

Болтать было некогда. Мартынь свернул с дороги в обход топи, в бор, мимо Бриедисов, откуда идет прямая дорога на Ригу. Когда они поравнялись с господскими овинами, Мильда, не говоря ни слова, взяла Пострела на руки — мальчишка был довольно тяжелый. Инта уже с трудом переводила дух. Пострел обнял ее за шею.

— Тетя Мильда… ты меня тут не бросишь?

— Нет, миленький, мы тебя не бросим. Все по очереди понесем, от всего тебя убережем.

— А мы далеко пойдем?

— Далеко-далеко, Пострел. В самую Ригу — ты ведь не забоишься?

— Когда батя со мной, так я не боюсь. В имении под кустом, ох, и холодно было. Тетя, прижми меня покрепче!

Она крепко прижала голову ребенка к своему сердцу, под которым уже билась новая, может быть, еще более горемычная жизнь. Как можно скорее выбраться из этого страшного и погибельного места — это стремление несло их, словно на крыльях. Остановились и перевели дух только на своей порубке, где луну заслоняла зубчатая вершина дуба старого Марциса. Узловатые сучья его гнулись к западу, подтверждая то, что каждый из них чувствовал: прочь! скорее прочь отсюда! Но Мартынь не спешил. Постояв с минутку, он махнул остальным рукой:

— Погодите малость, я сейчас вернусь.

Он побежал через редкие сосенки и вскоре скрылся за рощицей. Инта глубоко вздохнула.

— Что это он опять затеял? Погоня, может, уже там поджидает.

Но Мегис неколебимо верил в своего предводителя.

— Пустое, теперь-то уж его не поймают. Он знает, что делает.

За тот короткий миг все ясно почувствовали, что без Мартыня они остаются на произвол судьбы, без силы и без цели. Даже Пострел сонно вскинул голову и пробормотал что-то, Мильде послышалось: «Батя». Несколько минут тянулись так, словно прошел час; они все не спускали глаз с рощицы, пока по эту сторону теней не вынырнула знакомая фигура.