На грани веков

— Да, мне кажется, что ныне и я ее знаю — только немного по-иному, чем ты. Но к чему мое знание, коли я стар и болен и у меня нет больше времени претворить его в дело. Потому-то и хочу хотя бы тебе высказать, — пусть какие-нибудь из моих убогих мыслей достигнут и тех, кто придет после меня, — а может быть, и после нас обоих. В этой стране вообще так мало любят думать… Верно, прохладно здесь, как… да, как в могиле. Третий стакан мне бы следовало выпить, тут я сплоховал. Но вот и это тоже наша судьба — всегда поздно спохватываемся.

Он провел ладонью по шероховатой обомшелой цинковой крышке гроба. Соскользнув, рука задела одно из продетых в львиную пасть колец, за которые носят гроб.

— На этой крышке отлит герб Геттлингов. Посмотри, ты ясно различишь скрещенные мечи и высунутый медвежий язык. Под гербом лежит предпоследний мужчина в нашем роду, а рядом с ним вскоре поместят последнего. И больше не придет никто. Геттлингов больше не будет — будто никогда и не бывало. И все же четыреста с лишним лет они владели Атрадзеном. Их имена останутся вписанными в фамильную хронику, и, может, когда-нибудь историк Ливонии помянет ее с уважением. Но хроника — простой кусок пергамента, который желтеет и со временем совсем истлевает. У меня на чердаке свалена груда таких неразборчивых рукописей, которые даже крысы не хотят грызть. И история — это лишь свод надмогильных надписей, гласящих об ошибках отдельных людей и заблуждениях целых поколений. Заблуждения, заблуждения. Errors like straws upon the surface flow, he who would search for pearls must dive below.[7]

— А может, все-таки лучше пойдем наверх? Под соснами солнце не очень печет, но тепло.

Барон Геттлинг, видимо, даже и не слышал.