На третий день у войска Мартыня на том же большаке, только верст на десять севернее, вышла еще одна стычка с калмыками. Вожак дал людям передохнуть в большом подлеске, через который проходила дорога. Все так утомились, что хоть палкой подгоняй. Провиант подходил к концу, полуголодные люди даже при хорошей дороге быстро уставали, тащились злые и угрюмые, все время вспоминая страшную смерть Юкума и злоключения, ей предшествовавшие. Мартынь понял, что с такими вояками ничего путного больше не добьешься, и нарочно держался близ дороги и на открытых местах, чтобы издалека заметить противника. Округа вся разорена и, видать, покинута жителями еще с прошлого года; косоглазые, с которыми столкнулись ратники, верно, удрали или направились дальше, к населенным местам. Во всяком случае со стороны мельничного хутора их ждать не приходилось, а к северу от подлеска расстилалось ровное, далеко просматриваемое плоскогорье. Огня не разводили, хотя было пасмурно и довольно холодно, — варить уже нечего, а ради одного тепла никому не хотелось напрасно спину гнуть. Оставшийся провиант сложили в одну кучу и поделили поровну на всех, только для Пострела отсыпали горсть из каждой котомки. Оказалось, что кроме вожака нашлись еще четверо, кому вовсе не хотелось есть, и они отдали свою долю проголодавшимся. Те даже не выказали никакой благодарности, а ели, отвернувшись, сопя, исподлобья поглядывая на Мартыня и друг на дружку. В глазах Тениса промелькнуло что-то вроде сожаления, когда Инта из его туеска с медом выскребла для ребенка приправу к зацветшему сухарю, такому твердому, что даже зубы взрослого с трудом его разгрызали.
На плоскогорье, тянувшееся к северу, кое-кто еще кидал равнодушный взгляд, а с той стороны, где осталась могила Юкума, противник уже никак не мог появиться. И все-таки появился он именно оттуда. В первое мгновение ратники так и застыли с открытыми ртами и вздувшимися щеками, не успев проглотить кусок. Проснувшиеся протирали глаза, думая, уж не во сне ли им привиделось. В двух шагах от самых крайних внезапно вынырнули мохнатые конские головы с большими волосатыми ушами, над ними — еще более мохнатые бараньи шапки и множество желтых косоглазых лиц. Так близко и ясно они видели этих разбойников впервые; от неожиданности и с перепугу даже не сообразили, что нечего сидеть разинув рот и удивляться, когда следующее мгновение может быть роковым для всего ополчения. К счастью, калмыки были ошеломлены в такой же мере. Не веря глазам, они подались вперед, навалившись на конские шеи, даже вскрикнуть не успели. Но тут Мартынь отдал команду, ратники подхватили мушкеты и вскочили. Одновременно с этим и даже быстрее повернулись и всадники; дружный рев раскатился по роще, перед вскинутыми стволами мушкетов замелькали развевающиеся конские хвосты и пригнутые спины всадников; пули напрасно врезались в серую уносящуюся тучу, из которой прилетели бессильные и бесприцельные пять-шесть стрел. Серая орда разделилась, с двух сторон обогнула рощу, спустя минуту снова слилась на большаке и исчезла в том же направлении к северу.
Ратники кричали, размахивали руками, споря и пререкаясь. Да только поди знай, те ли это, что замучили Юкума, либо те, которых выгнали из хутора, — может, оба отряда вместе. Вожак тряс головой и стискивал кулаки, злясь на самого себя за то, что допустил по небрежности такую оплошность и не устроил ловушку, в которой можно было разом прихлопнуть больше нехристей, чем удалось до сих пор.