На исходе дня

— Ничего не просила… передать? — Растроганный заботливостью Влады, я наконец осознаю чрезвычайную важность чистого воздуха.

— Вроде бы ничего. — Боль вонзается в висок, пот струится по шее, по бороздке на груди.

— Обо мне не вспоминала?

— Люблю, сказала, не хочу Риголетто надоедать.

— Чтобы она мне надоела? Никогда! — Я возмущен девушкой, которая уже не Влада, а Владочка и за двоих дышит воздухом.

— Говорила я ей, а она: времени у него нет.

— Святая истина! — Я радуюсь тому, что оправдан, и склоняюсь к её руке — поцеловать, как никогда матери не целовал. — Действительно, даже подумать о значении чистого воздуха для будущих поколений нет времени! Но отныне все изменится! Я… то есть мы с Владой… то есть с Владочкой…

Отдернул руку, как от капкана — скамейка пуста, на спинке белая тряпка: платок или полотенце: возле кустов у стены дома топчется мужик в зеленой рубашке — боится, как бы не сунулся в его «Запорожец»? Дуй, парень, отсюда, пока вором не обозвали… Этого еще не хватало! Бросаюсь на улицу, не особенно светло и здесь, но не мерещится, как во дворе, что ты в туннеле или в лабиринте. Тьфу, какой там, к черту, лабиринт — так, дыра, истоптанная, стиснутая кирпичными стенами, кишащая днем людьми, словно муравьями. И никакой женщины нет, слюнтяй ты, распустил нюни! Не дождешься сочувствия, тем паче снисхождения! Все только для себя хороши, а ближнего своего… Остерегайтесь ближних!

Навалились ближние, внесли, как мешок, в автобус. Крепко натолкали в спину и бока, ну и я в долгу не остался. Старику, отдавившему мне ногу, заехал по спине его же покупками — обвешан узлами и коробками, как верблюд! Не знаю, чем стукнул, кофейной мельничкой или малярным валиком, но только старик тявкнул от боли, повернул морщинистое, пылающее от ненависти лицо… Тут, по крайней мере, все ясно — любовь с первого взгляда. И обоюдная! Я юркнул за даму в шляпе, агрономшу или учительницу, и, пока старик не очухался, двинул его в бок, он разинул дупло рта, взревел. Его лицо, взмокшее, словно ошпаренное, исказилось. Что делать? Схватить хулигана за шиворот? Рискуешь покупками. Нет, от малейшего пустяка не откажется — деньги плачены. Не смотрите, что навозом от него несет, у таких денег навалом, складывает стогами, словно сено. Не откармливает ли бычка, как хозяин Дангуоле, а может, личную свиноферму развел? Вот бы и прел возле своих капиталов, так нет же, приспичило ему портить воздух в автобусах, да что в автобусах — в такси, в самолетах! Подай ему все самое дорогое! И еще давит своими копытами на мозоли интеллигента, считающего копейки. Задыхаясь от ненависти, старик на ближайшей же остановке выкатывается прочь со всеми своими покупками. Колорадские жуки — не старики, не пробьешься сквозь их твердые панцири!