На исходе февраля

Я знаю, что мои капиталы не принесут тебе счастья: ты просто разбазаришь их на всякую ерунду, чтобы не быть мне „должным“. Ты ведь этого боялся всю жизнь, не так ли? Поэтому я оставил их этой Марине. Она добрая женщина и всегда была внимательна ко мне. За то короткое время, что мне посчастливилось с ней пообщаться, у меня сложилось впечатление, что если дать ей крупную сумму, она просто потратит ее на кратковременные удовольствия и на помощь другим. А затем ее жизнь вернется на круги своя — в ней практически ничего не изменится, как это бывает с теми, кто выиграл крупную сумму в лотерею. Деньги сделают ее лишь чуточку счастливее на короткое время и не заставят страдать. Но на всякий случай я прошу тебя присмотреть за ней и удостовериться, что мое наследство не сделает ее несчастной. Этого я хотел бы меньше всего. Надеюсь, что могу на тебя в этом положиться, и благодарю тебя.

Будь здоров и счастлив, сын.

Всегда любящий тебя,

твой отец».

Глеб с трудом подавил желание скомкать письмо в руке и бросить его в камин, чтобы сжечь дотла. Безусловно, глупый листок, наполненный пафосом, сгорит, но как быть с воспоминаниями? К своему огромному сожалению, Глеб обладал слоновьей памятью, поэтому даже преврати он прощальное письмо отца в пепел, он все равно будет помнить каждую строчку, каждое слово, вплоть до запятой, до самой смерти.

Да и при всем внешнем цинизме и даже жесткости Глебу Петровичу было не чуждо ничто человеческое. Что-то, впитанное с молоком матери, а быть может, переданное генетической памятью, мешало так просто избавиться от последней воли отца, который, безусловно, писал это письмо, лишившись остатков разума. Просьба проследить за этой торговкой звучала как издевательство. Он еще и удостовериться должен, что ей хорошо живется на его собственные деньги? О чем отец только думал?

Интересно, чем таким она его покорила? Обычная, ничем не примечательная, рано состарившаяся женщина. Серая и бесцветная. Впрочем, на Марину он зла не держал. Ведь, по зрелом размышлении, она ни в чем не виновата. Насколько он мог судить по ее реакции на оглашении завещания, последняя воля отца стала для нее самой огромным потрясением. Придя в кабинет нотариуса, она явно не рассчитывала выйти из него богатой женщиной. Оглушенная новостями, она что-то там лопотала о том, что думала, будто ей положена какая-то вещица из наследия отца. Да она и не знала, кто он такой и что у него есть деньги. Конечно, всегда оставался вариант, что она искусно притворяется, корча из себя невинную овцу, а на самом деле она профессиональная мошенница, вошедшая в доверие к одинокому пенсионеру. Ну тогда ей впору было давать Оскар и парочку Золотых глобусов за такое исполнение роли ошарашенной наследницы. Скорее всего, она просто оказалась в нужное время в нужном месте. Если кого и винить во всем, так это отца. Он всегда отличался эгоизмом и эксцентричностью.

Следил он за его жизнью, видите ли, и был уверен, что у него все хорошо! Что же не потрудился узнать, что дела у Глеба идут вовсе не так радужно и сейчас перед ним стоит вопрос продажи собственного дома? Единственное, что могло бы ему помочь расплатиться с долгами и как-то вернуться в строй, — это наследство отца.

В последнее время бизнес шел из рук вон плохо, а они с Ксюшей привыкли жить на широкую ногу. Ах, папа-папа, ну почему же, почему? Как бы ему сейчас помогли эти миллионы. Всего одна проданная квартира в центре дала бы возможность вернуть долг, а вторая послужила бы мощным вливанием в бизнес. Он бы сдался, перепрофилировался, начал строить уродливых многоквартирных монстров и жил бы себе припеваючи. А для красоты у него есть Репин, в конце концов.

Погруженный в невеселые мысли, Глеб не услышал, как открылась дверь и в кабинет впорхнула Ксения. Он лишь почувствовал ее запах. Чистоты и моющих средств. Последнее время запах отбеливателя сопровождал жену повсюду и поначалу даже нравился ему. Потом стал немного раздражать, но со временем Глеб к нему привык и даже забыл, что женщина может пахнуть по-другому.