На ИВС прекрасная погода

– Не понял? – совсем потерялся в догадках старшина.

– Вы посмотрите, сколько он табака положил!

– Это не табак! – с видом честного человека выпалил старшина.

– А что же? – удивился проверяющий.

Старшина помялся и тихо произнес:

– Анаша!

– Ха! Ха! Ха! – заржал довольный шуткой полковник.

Работник штаба, стоящий за куратором, побагровев от гнева и страха, рявкнул из-за спины представителя УВД прапорщику:

– Бегом убрать!!!

Старшина трусцой поскакал к злополучной сумке и, схватив ее за ручки, исчез за углом…

* * *

Прапорщик, поставив сумку между ног, присел на краешек стула.

Олег посмотрел на Толстого и тихо произнес:

– Ну ты и клоун! Я хренею, дорогая редакция!

– Я сам охренел, – произнес старшина ИВС дрожащим голосом.

– Я уже тебе солнечную сторону по блату приготовил, – подал голос Юрка.

– Какую сторону? – не понимая, переспросил герой дня.

– Камеру, баран, с южной стороны, – улыбнувшись, проговорил Юрик.

– Да уж, – промычал прапорщик.

– Мы-то и в тюрьме выживем с Юркой, а вот тебя, тыловая крыса, в первую же ночь задушат! – ошарашил майор и без того перепуганного прапорщика.

– За что? – удивленно спросил Толстый.

– За то, что храпишь! – расхохотался от своей же шутки кум.

– Как брата прошу! Сожги! – показывая на мешки с коноплей, проговорил, поднимаясь со стула, Барсуков, давая понять, что разговор окончен.

Старшина, взяв пакеты, прошел на прогулочный дворик и путем сжигания уничтожил содержимое тревожного чемодана…

Утром на имя майора Барсукова поступило порядка тридцати заявлений от содержащихся в ИВС. И каждый вызываемый считал своим конституционным долгом по секрету доложить, что вчера вечером дежурный наряд курил анашу.

Все уверяли майора, который делал вид, что верит каждому слову собеседника о том, какой вкусный духан стоял всю ночь «на продоле».

Значит, разведка в ИВС была поставлена на должном уровне…

Поднявшись в кабинет начальника ИВС, Барсуков узнал от Юрика, что звонил прокурор и просил Барсукова прибыть к 12 часам в прокуратуру.

«Я не Павлик Морозов, молчать не буду», – сказал Олег притихшему старшине, который наконец-то отмыл губы от зеленки.

В прокуратуре прокурор долго разговаривать не стал, а, отдав жалобу адвоката Приходько, попросил разобраться и доложить в письменном виде.

Жалоба была написана по поводу необоснованного отказа в свидании с арестованным.

Это являлось наглостью.

К адвокату Приходько, как к бывшему следователю, отношение со стороны руководства ИВС было лояльное. Он часами мог пропадать в следственной комнате, в то время как другие адвокаты скромно стояли в очереди…

Посоветовавшись с возмущенным Юркой, майор принял решение поставить «зарвавшегося» юриста на место.

Быстро был составлен план мероприятий, распределены обязанности, и уже при проведении вечерней оправки появились первые всходы…

Юрка, проводя оправку, шутил с арестованными и рассказывал, как адвокат Приходько в Хантах проиграл процесс, в результате чего всем подсудимым навесили срока от семи до двенадцати лет…

Старшина на вопрос «Почему не приносят передачки?» посоветовал обратиться к Приходько, который загрубил начальнику РОВД…

«Внештатные помощники» Барсукова шептали в камерах, что ментовский адвокат Приходько все тайны рассказывает операм…

Проведены были еще кое-какие мероприятия, про которые автор не имеет права рассказывать широкой публике…

Теперь Приходько приходилось часами толкаться перед входом в ИВС.

На беседы к нему заявлений становилось все меньше и меньше.

Юрик в разговоре с ним делал наивное лицо и потом с радостью докладывал Анатоличу, как адвокат ему жаловался, что наступила напряженка с клиентурой…

Барсуков же как бы невзначай встретил маму подследственного Маношкина и, сделав озабоченное лицо с сочувствием в голосе, завел разговор:

– Как ваш-то?

– Скоро суд! Волнуюсь я! – доверительно поведала любящая мама.

– Адвокату много отвалили? – наивно поинтересовался майор.

– Семь, – расстроено проговорила Маношкина.

– А кто адвокат?

– Приходько.

– Ой! – произнес Барсуков, изображая зубную боль.

– А что?

– Да так, ничего, только… да ладно, – проговорил бессвязно Барсуков.

Мать Маношкина насторожилась, ей во что бы то ни стало надо было узнать, что означает произнесенное заботливым майором «только… да ладно…».

– Грамотный он адвокат, хороший, – сказал как бы спохватившись майор.

– Анатолич, расскажи, ты ведь что-то знаешь, – слезно попросила мама.

– Я по секрету тебе скажу, только ты никому! Поняла? – произнес Барсуков, переходя на шепот.

– Поняла, – так же шепотом поклялась самая склочная в городе баба.

– Он вчера с прокурором по пьянке подрался, теперь всем его подзащитным хана!

– Ой, батюшки! – простонала маманя арестованного.

– Отказывайся от этого дятла, пока не поздно, а не то угорит твой сынуля лет на десять.

– Да неудобно, ведь деньги заплачены.

– Забирай и найми другого! Тебе что, сын недорог?

Еще поговорив немного для приличия, Барсуков, попрощавшись, расстался с матерью подсудимого…