На ИВС прекрасная погода

Тюремные насекомые сыпались на него кучками, кусали и грызли.

Банковский работник метался по камере как бзык, попавший в спичечный коробок юного натуралиста. А когда наступило долгожданное утро, он с первыми лучами солнца предстал перед начальником изолятора.

Начальник, выслушав доводы покусанного банкира, пообещал отпустить его на сутки раньше, если новый русский будет вести себя хорошо.

Назад в камеру, где искусанное и расцарапанное тело ждало полчище голодных клопов, банкир не хотел. Его совершенно не устраивало провести четырнадцать оставшихся ночей в блошином окружении…

В итоге появилось следующее…

Начальнику ОВД

ЗАЯВЛЕНИЕ

Акционерное общество закрытого типа «СЕЛЕНА» в связи с излишком технических средств добровольно желает оказать шефскую помощь Отделу внутренних дел нашего города и выделить ИВС Вашего ОВД следующее:

Учитывая тяжелое финансовое положение Российской милиции, характер выполняемой Вами нужной и благородной миссии, наше акционерное общество радо и впредь оказывать посильную помощь в Вашем нелегком, но нужном труде.

Больше банковские работники в ИВС не попадали и своим вниманием родную российскую милицию не баловали. Вся правоохранительная система необъятной и нищей страны, как и ИВС нашего ОВД, несла свою благородную миссию без братской помощи новых русских. А как светлая, добрая память о любителе черной икры, сиял в кабинете стул, на котором, крутясь, как школьник у пианино, ждал майор полосатика Кузю…

Барсуков. На ИВС прекрасная погода. Глава 3

В кабинет кума ИВС арестованный Кузнецов вошел твердой революционной походкой, рисуя в своем зековском воображении бывалого каторжанина.

Кузя без приглашения упал на стул и, закинув ногу на ногу, вызывающе посмотрел в глаза оперативнику…

– Ну что? Синепузый! Как дела? – осведомился Барсуков.

– Как на даче, ни письма, ни передачи! – буркнул в ответ Кузя.

– Ты что, со шконоря ночью долбанулся? – поинтересовался майор, улыбаясь.

– Вы меня на дачку кинули, – начал было Кузя, но был внезапно перебит истерическим хохотом кума…

Барсуков наконец-то вкурил о причине Кузиной голодовки и теперь думал лишь об одном: чтобы не намочить штаны со смеху…

Кузнецов, чувствуя себя борцом за справедливость, сидел с гордым видом, как вождь Ирокезов. Он уже понял, что купился на чью-то злую шутку, но отступать было некуда.

Майор, окончив смеяться, развалился с покрасневшей рожей на стуле и, поворачиваясь в разные стороны, думал, что же сказать этому «пересидевшему» борцу за права всех обездоленных – арестанту.

– Вовчик… – называя Кузю по имени, задумчиво произнес хозяин кабинета.

– Слушаю, – буркнул гость.

– …Тебе никто дачек не приносит, не один ли хрен: лишат тебя ее или нет.

– Тут дело принципа, – гордо отпарировал Вова, расправляя плечи.

Кум, встав из-за стола, молча протянул Кузнецову извещение с подписью Егоркина.

Лицо Кузи по мере поглощения строчек делалось добрее и добрее.

На середине прочитанного взгляд у смотрящего за ИВС стал добрым, как у Санта-Клауса. Ну а последние строчки Кузя уже не видел из-за слез, вызванных судорожным смехом.

Прочитав извещение, Вовчик, вспомнив о Романове, беззлобно бросил:

– Я Рыжего на этапе выловлю и щелбанов наставлю! Приколист хренов, чуть из-за него с голоду не помер, на пайку в обед пролетел, – вздохнул положенец подвала.

Пока Кузя читал жалобу Егоркина, майор, улыбаясь, стучал по клавишам печатной машинки… Закончив печатать, он с серьезным выражением лица осведомился:

– Ты мне завещание напишешь?

– Какое? – вопросом на вопрос поинтересовался Кузнецов, не ожидая подвоха.

– Ну, так, мол, и так, если я нечаянно надую лапы, не выдержав беспричинной голодовки, то завещаю майору милиции Барсукову свою кожу с портаками!

– На хрена она вам сдалась, Анатолич? – улыбнулся Кузя.

– Абажур для настольной лампы смастерю, как в Бухенвальде! – расхохотался майор.

– Хрен дождетесь! – проворчал Кузя, пряча за спину исколотые руки.

– Ну, на, тогда распишись и шлепай в камеру! – объявил кум ИВС, протягивая листок арестанту.

Кузя прочитал текст и, расхохотавшись, сунул бумагу в карман шортов.

– В хате приколюсь, – объяснил он, выходя из кабинета.

Дежурный отвел его в камеру. Кузнецов же, сев на шконку и достав листок бумаги, громко на всю хату прочел: