На изломе

Его отвели в полицейский автобус с занавешенными стеклами, и одели на него большой, неуклюжий армейский бронежилет. Потом подсунули какую-то бумагу на подпись…

– Подпишите это…

– Что это?

– Бумага о том, что вы понимаете всю опасность и идете добровольно.

Диденко прочитал бумагу, и подписал. Вообще, ему показалось, что местная милиция вообще не готова решать проблему с заложниками. Он не видел снайперов на крышах и теперь подозревал, что переговоры тоже не ведутся. Они просто окружили здание – и ждут.

– Ваша камера может передавать данные в прямой эфир?

– Нет, для этого нужен студийный автобус. Она пишет на пленку.

– Хорошо. Покажете нам, что отсняли.

– Договорились.

Моложавого вида полицейский офицер, на котором был такой же бронежилет, как и на нем самом – начал давать последние инструкции, глядя прямо ему в глаза.

– Находясь там, никогда не смотрите им в глаза, как я сейчас, тем самым вы бросаете им вызов. Смотрите в пол или в сторону. Не спорьте с ними, делайте все, что они говорят. Не пытайтесь ни с кем вступать в разговоры, если они сами не вступят с вами. Вы служили в армии?

– Нет.

Том немного не успел – после Вьетнама армия США полностью перешла на контракт и он немного не успел. Их поколение было первым не служившим.

– Плохо. Попробуйте, посчитать сколько их. И запомнить, где кто находится. Мы будем благодарны вам на эти сведения. Но не смотрите на них долго и ничем не выдавайте своего интереса к ним. Вы поняли?

– Да. Я попытаюсь помочь…

…

Идти с обеими поднятыми руками и камерой было невозможно, потому Том одну руку поднял, а второй – придерживал выключенную камеру, и так он пошел по направлению к захваченному зданию. Между полицейским кордоном и демонстрантами было два десятка метров, и эти метры – были нейтральной полосой, как на корейской границе. На которой служил его отец, капрал Диденко.

Демонстранты… он увидел, что они молоды… чем-то похожи на хиппи, но не совсем – встречались и длинные волосы, и короткие армейские стрижки. Были и девушки… немного, но были…

Интересно, а вот эти мальчики и девочки – они до конца понимают, во что они ввязались? Действительно понимают? В Югославии идет гражданская война, по Сараево – городу, где проходила олимпиада – бьют с холмов снайперы, а люди, вышедшие за хлебом – не знают, вернутся ли домой. В Германии – всего несколько десятков человек из группы Баадер-Майнхофф стали настоящей трагедией для того что восстановившейся из послевоенной разрухи многомиллионной страны. Испытание совести – эту фразу он слышал от одного немца. В Северной Ирландии – одна расстрелянная парашютистами демонстрация превратилась в гражданскую войну, которая идет вот уже двадцать лет, в потоки крови – но больше всего ненависти, когда вчерашние соседи начинают ненавидеть друг друга настолько, что готовы убить.

А все начиналось с малого – с того, что кто-то так хотел достичь каких-то целей, что готов был оправдывать насилие, готов был становиться щитом между полицией и бандитами. Знают ли эти ребята, студенты, скорее всего, что значит жить в обществе, где ненависть льется через край. Где сосед может оказаться смертельным врагом. Где придется убивать и умирать на своей земле.

А они ведь к этому идут…

– Стой!

Человек с автоматом шагнул из-за спин демонстрантов, и те дали ему дорогу. Автомат смотрел прямо на корреспондента… Том родился не в лучшем районе Чикаго и машинально определил, что этот человек опасен. На нем была маска, и у него был автомат с изогнутым рогом – АК, как во Вьетнаме.

– Дальше ни шагу!

Диденко остановился.

– Я корреспондент. Не стреляйте!

– Ты один?

– Да, один.

– Ты откуда? Из какой страны?

– Я американец. У меня есть документы.

– На плече что?

– Камера. Просто камера!

Автоматчик помедлил.

– Ладно, подходи

Диденко сделал шаг, еще один…

– Документы! – вдруг крикнул автоматчик. И заржал. Американец подумал, что у этого парня точно не все дома.