На качелях XX века

Из других институтов Отделения технических наук в первую очередь меня интересовали два: Институт автоматики и телемеханики и Институт точной механики и вычислительной техники — оба молодые институты. Институт автоматики и телемеханики располагался в плохо приспособленном здании на Ленинградском шоссе, ранее в этом здании был ресторан. Во главе стоял академик В.С. Кулебакин[348]. При знакомстве с Институтом складывалось такое впечатление, что он может иметь тематику, необходимую для развития нашей техники на современном уровне. Мне было ясно, что автоматика — основной нерв будущей техники. Однако у меня создалось впечатление, что директор понимает хуже, чем ряд заведующих лабораториями Института (например, В.А. Трапезников, в будущем академик)[349], каково главное направление автоматики. Обсудив это, я внес предложение в Президиум АН о смене директора и о назначении В.А. Трапезникова, что и было выполнено.

Надо было заботиться и о новых помещениях для этого института, так как здание бывшего ресторана, к тому же используемое совместно с Институтом механики Академии наук, совершенно не обеспечивало будущего этого важнейшего комплекса технической науки. С новым директором мы предприняли через какой-то срок необходимые шаги, и нам пошли навстречу, предоставив одно из новых громадных зданий, примыкающих к Комсомольской площади, куда главная часть лабораторий института затем и перебралась. Выбор В.А. Трапезникова директором себя оправдал в полной мере. Сам он в дальнейшем стал также и заместителем председателя Комитета по науке и технике, а институт постепенно стал одним из ведущих в Академии наук СССР.

Во главе Института точной механики и вычислительной техники стоял академик М.А. Лаврентьев[350]. Здание этого института только еще строилось на Б. Калужской улице, слева от здания Физического института им. Лебедева, также строящегося. Пока же институт размещался в здании часового завода на Ленинградском шоссе. Это было время зарождения цифровых электронных вычислительных машин, и большинство из нас, и я в том числе, имели об этих будущих «примадоннах» слабое понятие. В это время еще не отзвучали споры о том, ориентироваться ли в вычислительной технике на аналоговые машины непрерывного действия или на дискретные цифровые машины. Лаврентьев был убежденным сторонником последних, и, как показало будущее, он был прав. Институт и работал в этом направлении.

Поскольку М.А. Лаврентьев был чистым математиком, а главным в деятельности института должны были стать конструкторские работы, по рекомендации Лаврентьева был приглашен в этот институт в качестве заместителя директора С.А. Лебедев[351], уже работавший над цифровыми машинами на Украине. Это было серьезное укрепление кадров института. Институт переехал, наконец, в только что отстроенное здание и мог развернуть фронт работ. В это время появился «грозный соперник»: Министерство химической промышленности организовало собственные конструкторские работы по проектированию, а затем и изготовлению цифровых машин. Эти работы шли успешно.

В оценке успехов обоих конструкторских организаций принимал участие академик М.В. Келдыш, который постепенно становился главным потребителем цифровых электронных вычислительных машин в Академии наук и очень объективным их ценителем. М.А. Лаврентьев был вполне патриотом своего института, а качеством объективности не отличался. В результате — осложнение отношений, с одной стороны — с министерством, с другой — внутри Академии наук между двумя академиками, которых я очень ценил и всячески старался помирить друг с другом. Настоящей ссоры, впрочем, не было, но вредное для дела охлаждение между учеными, особенно со стороны Лаврентьева, существовало. Не знаю, сыграли ли какую-либо роль мои усилия, но вскоре мир был восстановлен. По представлению Лаврентьева С.А. Лебедев был назначен директором института, а сам М.А. Лаврентьев освободился от административных обязанностей.

Постепенно я в большей или меньшей степени познакомился с работой значительной части институтов Академии наук. Во всяком случае, я был готов к вызову наверх и к возможным направлениям разговора. Но никакого вызова не было. Я не знал, как это бывало у предыдущих президентов, а спросить было уже не у кого. Видимо, инициатива такого рода приема должна была исходить снизу, то есть от меня. Но не успел я проявить такую инициативу, как случилось непоправимое.