На Калиновом мосту

Остров, на котором они находились, от берега отделял узкий пролив. Сейчас, в последние теплые дни, несколько человек наводили через него  мост. Место было неглубокое. На темной прозрачной воде плавали большие листья кувшинок с желтыми и белыми цветами. Все сваи уже были забиты и соединены между собой. Сейчас делали деревянный настил и перила. Рядом с новым мостом кое‑где торчали из воды почерневшие столбы от старого моста. Рядом с ними в прогретой солнцем мелкой воде у коричневого торфяного дна гоняли друг друга мелкие рыбешки.

– Вот, решили мост восстановить, а то мы здесь у себя на острове  большую деятельность развернули. Коров уже больше сотни. Овцы, козы, – с нескрываемой гордостью говорил Садовский. – Сыр, творог молоко, мясо. Без моста никак.

– Влад, я что‑то не пойму, у вас здесь монастырь или колхоз? – спросил Иван.

– Ну, наверное, не совсем монастырь, –  Владислав откинул рукой со лба длинные волосы. – Скорее община по интересам. Есть у нас два храма. А на соседних островах скиты и часовни, но общего устава монастырского для всех нет. Многие из соседних деревень к нам приезжают просто на работу. И им никто ничего не навязывает. Могут ходить в церковь, могут нет. Могут верить, могут нет. Я же тоже не так давно верующим стал.

За разговором они подошли к роднику с небольшой часовенкой. Они выпили по кружке холодной воды и сели на скамеечку рядом.

– Все‑таки я не пойму, как ты таким стал? – спросил Иван.

– Каким?

– Ну вот, – он показал рукой на восстановленную церковь на берегу и на часовню, – верующим…

– Да собственно, благодаря тебе, – улыбнулся Садовский и посмотрел Ивану в глаза.

– Как же у меня это так получилось?

– Я в жизни две клятвы давал и оба раза у того гранитного памятника в воинской части под Берлином. Один раз, когда меня в пионеры принимали в третьем классе. А второй, когда я за этим солдатом себе место выбрал, где умереть. Я уже с жизнью распрощался и только молился, – Садовский говорил тихо, глядя на порхание бабочек и стрекоз у родника. – Умирать, Ваня, все‑таки очень страшно. Вот и просил боженьку мне жизнь спасти. Обещал я ему… – Влад на несколько секунд задумался и глубоко вздохнул, – много чего обещал… И тут ты на «сушке» с красными звездами… После этого, Ваня, трудно атеистом остаться…

Садовский неожиданно поднялся и немного отошел в сторону. Иван, глядя на него, подумал, что, наверное, не все спокойно и гладко у него на душе.

– Ну и не только это конечно, – продолжил Владислав. – Когда начинаешь понимать, что людей, которые тебя понимают, с которыми ты говоришь на одном языке почти не осталось… – он оглянулся, посмотрел на Ивана с Машей, – значит, пора начинать готовиться…

– Думаешь, мы неправильно там сделали? – неожиданно для себя спросил Иван.

– Правильно, не правильно, – Владислав нахмурился. – Исходя из той информации, из тех знаний, что у нас были на тот момент, нам казалось, что правильно, а пройдет лет двадцать…

Владислав так и стоял, уже не глядя на Ивана с Машей, думая о чем‑то своем.

– Большинство тех событий, которые нам кажутся чем‑то особенным, для природы незаметный пустяк. Но когда она почувствует реальную опасность, то у нее найдутся механизмы самолечения. Понадобится ей для этого убрать человечество – уберет и ничто тогда  нас не спасет. Вирус, не вирус. Потепление, похолодание. Тот, кто этот мир создавал, так все хорошо продумал, что на каждую хитрую гайку, есть свой болт с нужной резьбой.

– Это ты о чем? – спросил Иван.

– Появится, к примеру, человек, решивший что он хозяин мира, и вдруг, когда его мечта почти сбылась, какой‑нибудь неказистый рязанский Ванек‑дурачок вдруг упирается насмерть в двадцати километрах от Москвы и ломает все планы… А спроси того мужика: «За что ты здесь костьми ложишься?» Не ответит. Так что природа на глобальном уровне разберется сама, – улыбнулся Влад. – А вот, что нам в своей стране делать, надо думать.

– И ты знаешь, что?

– Да откуда?.. Я же не Моисей: со мной бог из горящих кустов не разговаривает. И дорогу из египетского плена не указывает.

– А мы‑то думали, что ты сейчас нам скрижали принесешь! Ну или берестяные грамоты, исходя из нашей местной специфики, – попробовал пошутить Иван. – А то как же мы без дороги?

Садовский не обратил внимания на иронию. Он уже не мог стоять на одном месте и взволнованно ходил перед Иваном и Машей, которые продолжали сидеть на скамейке.

– Мне кажется, для большинства людей не важно, куда ведет дорога, а важно, чтобы она была. Потому что если ее нет или она потерялась, то ее приходится искать самим… Думать… А от этого становится страшно.

– Это понятно. А ты сам‑то понимаешь куда идти?

– Если в уравнении все данные известны, то результат можно посчитать, – Садовский немного успокоился, опять присел на скамейку и говорил уже спокойно: – Очевидно, что смутных времен не избежать, а после смуты и безвременья придется все восстанавливать. Собирать обратно. Для этого нужны точки опоры. Может такие места смогут ими стать.

– Я что‑то не поняла. А что восстанавливать? – спросила Маша, которая до этого молча внимательно слушала.