На каменной плите

– Я не знаю, Маттьё. Крошечные кусочки водорослей отрываются, слипаются, поднимаются на поверхность. Я их жду, я их подстерегаю.

– И среди них был один кусочек, который ты сразу узнал, но упорно не желал видеть: с Маэлем не все ладно, и твои мысли засекли это с самого начала.

– Ты так думаешь?

– Я в этом уверен. Доказательство тому – твое подозрение, что Одноногий – это он, хотя никаких улик против него не было. Я тебе еще кое-то хотел сказать.

– Что?

– Знаешь, Адамберг, когда тебя чуть не убили, господи, как же все это было отвратительно, какой устроили бардак, но ты все-таки выкрутился, классно выкрутился!

– Потому что здесь, Маттьё, нам помогает дольмен.

– Твой дольмен.

Назавтра пресса, радио, интернет, все жители Лувьека, Комбура и окрестностей бурно обсуждали последние новости. Предсказания Жоана оправдались: люди пришли в ужас, узнав, что Пьер Робик хотел убить маленькую Розу и что полицейские спасли ее в последний момент, и больше никто не критиковал действия Адамберга и Маттьё. Общественное мнение сделало резкий разворот и стало превозносить их до небес, так что обоим пришлось без перерыва отвечать на бесконечные вопросы журналистов и спасаться от них только во время перерывов на обед и ужин, когда Жоан никого не пускал в трактир, кроме восьмерых полицейских, запирал дверь на два оборота, чтобы их оставили в покое, и нарочно затягивал обслуживание.

Парижская команда собиралась уезжать на следующий день. Накануне вечером состоялось сердечное, скорее даже теплое, прощание. Все хлопали друг друга по спине и по плечу. Жоан попросил у Ретанкур разрешения ее расцеловать, и Беррон, расхрабрившись, последовал его примеру.

Глава 48

Во вторник, в одиннадцать часов, Адамберг, наконец удалившись от шума, сидел рядом с Норбером и спокойно ждал прибытия голубоглазого телохранителя. Маленькая ослица стояла тут же, неторопливо пощипывала травку и изредка терлась головой о голову Адамберга. У нее была светло-серая спинка, белые ножки и живот.

– Она красавица и очень ласковая, – сказал Норбер.

– Она идеальна.

Охранник, по случаю выходного одетый в гражданское, приближался к ним, но не шагом, а бегом, сгорая от нетерпения увидеть свою «мысль о жизни», живую и настоящую. Он обнял осленка за шею, потрепал по холке, восхищаясь им и уже любя. Ум, светившийся в его светлых глазах, конечно, не произвел впечатления на маленького ослика, зато он почувствовал нежность своего нового хозяина и проникся ею в ответ.

– Спасибо, месье де Шатобриан, спасибо, месье комиссар.

Он торопливо, дрожащими от радости руками, отсчитал Норберу триста двадцать евро, уплаченных за осленка.

– Я немного поторговался, владелец просил триста шестьдесят, потому что малышка крепенькая, сами видите, – сообщил Норбер. – Отведем ее в поле? Познакомим с Гармоникой?

Глаза охранника по-особенному засияли, и трое мужчин тронулись в путь в сопровождении юной ослицы, которая то и дело останавливалась, чтобы пощипать травку.

– Я знаю, как ее назову, – сказал охранник. – Виконт. Это мужское имя, я знаю, но мне оно нравится. Правда, красиво? Кажется, вас именно так зовут.

– Но я не виконт, – возразил Норбер с легкой улыбкой.

– Она тоже, – сказал охранник, гладя своего осленка. – В этом-то и штука.

Они шли по лесной тропинке, и Адамберг слышал, как счастливый охранник вполголоса твердил: «Все-таки дольмен – это нечто».