На карнавале истории

Шпики под видом «простых советских людей» избивали демонстрантов, выкрикивали шовинистские фразы.

Единственной пользой для татар от Совещания господ коммунистов было то, что их не арестовали, а выслали домой, в Узбекистан.

Татары рассказали об узбекских событиях. В мае прокатилась волна убийств «белых». Началось все с футбольного матча, где судья подсуживал русской команде. Узбеки протестовали, бросались драться. После ареста нескольких человек начались волнения. В одну из ночей в нескольких городах одновременно резали и избивали «белых».

Я попросил объяснить причины ненависти к «белым». Татары объяснили на примерах.

Однажды один из них видел такую сценку в трамвае. Русская кондукторша, увидав паранджу на узбечке, попыталась заставить ее снять это «наследие мрачного прошлого». Узбечка запротестовала, а ее муж, возмущенный наглостью «цивилизаторши», ударил кондукторшу по лицу. Милиционеры-узбеки объяснили женщине в парандже, что это указание обкома партии — не разрешать носить паранджу в городе Ташкенте. Формально они были на стороне пострадавшей, но ограничились внушением «хулиганам».

Постепенное исчезновение узбекской речи в столице Узбекистана также не способствует любви к «старшим братьям».

Когда после землетрясения в погоне за длинным рублем ринулось в Ташкент множество строителей, то среди них преобладали далеко не лучшие представители белой расы. Газеты захлебывались от еще одного проявления братской дружбы, а узбеки были недовольны тем, что в отстроенном, благоустроенном Ташкенте поселилось множество пришлых братьев, что привело к увеличению пьянства, проституции, к усилению количественной национальной диспропорции.

И еще один фактор — пример крымских татар и сочувствие к ним также усилили узбекское чувство «дружбы» к белым.

Так как крымские татары разъезжали по всему Союзу, то мы всё лучше знакомились с национальными движениями в разных республиках.

В Грозном чечены взорвали памятник знаменитому «покорителю Кавказа, прогрессивному генералу, почти что декабристу» Ермолову. У всех «нацменов», в том числе у нас, у украинцев, это вызвало радость — такая борьба с теорией о прогрессивных колонизаторах, палачах и жандармах.

Крымские татары взяли для своего самиздата книгу Дзюбы, а нам передали свои бюллетени, в которых крымско-татарский народ информировался о ходе борьбы за возвращение в Крым.

*

Вся украинская интеллигенция в это время обсуждала роман «Собор» Олеся Гончара. Я долго отказывался читать этот роман, т. к. считал Гончара обычным соцреалистом, никчемным писателем. Но так как споры разгорались, то пришлось прочесть.

Роман с художественной точки зрения никудышний, язык примитивный, стиль — сочетание типично реалистического с типично «радянським» примитивным пафосом, сентиментальностью. Но советский язык не спас Гончара. После первых похвал в прессе начались атаки со стороны партруководителей литературы.

Особенной остроты кампания против Гончара достигла в Днепропетровской области. Отрицательным героем романа выведен «выдвиженец», партдеятель из «трудящихся», и секретарь обкома Ващенко узнал в нем себя (и, как говорят знатоки, портрет, нарисованный Гончаром, в самом деле похож). А так как Ващенко — какой-то там родственник Брежнева, то, чувствуя опору в верхах, он начал травлю романа. Досталось не столько Гончару, сколько тем, кто осмеливался хвалить роман вопреки «генеральной линии» обкома.

Повыбрасывали с работы и исключили из партии журналистов различных газет, учителей, писателей.

17 июня 1969 г. арестовали поэта Ивана Сокульского. У него нашли «Репортаж из заповедника имени Берия» Валентина Мороза, выступление Дзюбы на вечере памяти поэта В. Симоненко и «Письмо творческой молодежи Днепропетровска», где был описан погром, учиненный уязвленным прототипом героя Гончара, а также украинофобство и моральное разложение элиты.

Вот этого последнего простить Сокульскому они ни как не могли, и в январе 1970 г. он получил 4 с половиной лет лагеря строгого режима за «антисоветскую пропаганду». (Когда я пишу эти строки, он уже освободился, но перед выходом прошел экспертизу, которая признала его сумасшедшим. Угроза откровенная: не замолчишь после лагеря — пойдешь уже не в лагерь, а в Днепропетровскую психтюрьму.)

За что же такие гонения на «Собор»?

Гончар показал краешек правды об уничтожении памятников украинской старины, о пренебрежении к языку и культуре: убогий, трусливый полупротест, с постоянной оглядкой на власть, с восхвалением власти — лишь бы разрешили сказать эту чуточку правды о разрушении украинской культуры. Убожество художественное соответствовало убожеству политическому. Но даже такая трусливая, а все-таки «украинофильская» книга вызвала нападки властей и положительные отклики патриотов. Московские самиздатчики перевели «Собор» на русский язык.