На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка.1914–1917

Наша батарея отвечала, но ее действие по крепостным сооружениям должно было быть минимальным. Среди сильного и непрерывного гула мы не слышали наших пушек и только по откатам их тел могли судить, что они были в работе.

Такая, если так можно выразиться, артиллерийская немощь вызывала у нас чувство досады, и мы пушкам дали не совсем лестное название «спринцовки». Несмотря на не прекращавшийся до самого вечера ураган несущегося навстречу нам свинца, стали и камней, потери у нас были незначительные. Нас спасали высокие и отвесные скалы, за которыми укрылся весь полк. Ранения были чисто случайные, и большей частью от рикошетов. Страдали главным образом наблюдатели, находившиеся на вершинах скалистых высот.

Вечером у противника заработали прожектора. В наступившей тьме они казались мне какими-то гигантскими щупальцами, осторожно и внимательно искавшими кого-то в овраге. Убедившись, что там нет никого, они с молниеносной быстротой перескакивали на наши высоты, освещая нас ослепительным синевато-белым светом. В этих случаях мне казалось, что форт сейчас опять начнет сердито плевать в нас свинцом и сталью.

Ночью выползла луна, а мороз на высоте около 9000 футов становился невыносимым. Он оказался страшнее всякого неприятельского огня, а результаты его действия превзошли всякие ожидания. К рассвету 31 января было эвакуировано с отмороженными конечностями более 250 человек. Кроме того, один из дозоров, посланных для связи с отрядом генерала Чиковани, вернулся, а люди (два человека) были найдены на другой день замерзшими.

Назначенная атака форта Гяз в ночь на 31 января была командиром полка отменена. Полковник Болтунов счел бессмысленным атаковать форт одним полком без соответствующей артиллерии и в столь труднодоступной местности. Каковы были его решения о дальнейших действиях, я не могу в точности припомнить, но полковник решил выждать для атаки более благоприятную обстановку.

Весь день 31 января мы находились под тем же сильным огнем неприятельской артиллерии. Точность огня была поразительная, и наши наблюдатели вновь стали нести потери. Противник пристрелялся также к батарее и заставлял ее несколько раз переменить позицию. Но потери опять были незначительные. За день раненых: прапорщик Шакин и около 20 солдат.

К вечеру из штаба корпуса прибыло известие, что обстановка на всем фронте благоприятствует нам. Войска безостановочно продвигаются вперед, и форт Далангез еще вчера был взят бакинцами. Этот блестящий полк оказался первой ласточкой грядущей великой победы. Как пришлось узнать в недалеком будущем, бакинцы при взятии форта проявили необычайную лихость, взяв его одной стремительной атакой. Но истинный легендарный героизм проявили два батальона этого полка под командой полковника Пирумова при обороне этого же форта. В продолжение трех дней взятый Далангез находился под сосредоточенным огнем окружавших его неприятельских фортов и промежуточных батарей. Непрерывными атаками противник стремился вернуть утерянный форт, но все его упорство сломилось о стойкость оборонявшихся, несмотря на их громадные потери.

Ночь на 1 февраля прошла так же тихо, как и предыдущие. Людям приказано было не ложиться из опасения ночных случаев отморожения. Однако после принятых мер к утру в сторону тыла потянулась новая вереница эвакуируемых. Последние в большинстве принадлежали к молодому пополнению, прибывшему за несколько дней до выступления из Гасан-Калы. Люди оказались хорошо одетыми, но большая часть их была без валенок.

С рассветом форт опять заговорил всеми батареями. Со стороны Топалаха стала доноситься ружейная стрельба.

Командир ближайшего к нам батальона 5-го Кавказского стрелкового полка (кажется, подполковник Гардапхадзе) сообщал нам для сведения, что он продвинулся вперед и находится под оружейным огнем противника. Вскоре стрелки начали нести большие потери и к полудню отступили на прежние позиции.

Около полудня я спустился к своим патронным вьюкам. Я нашел патронные вьюки в полном порядке. Но оказалось, и среди лошадей были случаи отморожения. У них опухали ноги, а также половые органы, что болезненно отражалось при выделении мочи. Животные стояли, уныло понурив головы, отказывались есть и делались неспособными к работе. Но все-таки, несмотря на то что они находились, как казалось, в совершенно закрытой местности, и здесь, как среди людей, так и в конном составе, были раненые. Поговорив и напившись чаю из талого снега, вскипяченного с неимоверными трудностями, где топливом служила сухая трава, добываемая из-под глубокого снега, я отправился обратно на позицию. Проходя мимо 7-й роты, стоящей в резерве, я услышал зычный голос поручика Дебошинского.

Поручик был на кого-то сильно не в духе и ругался на чем свет стоит. Я был уверен, что Палантекенские высоты никогда не слышали такой отборной брани, да еще на русском языке.

– Так, что же ты с… с… в самострелы, в самоотмороженные хотел записаться? Пороху еще не нюхал, а уже приготовился кончать войну. Я тебя научу, как быть настоящим солдатом!