На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка.1914–1917

В сумрачный и морозный день 28 января, около 10 часов дня, полк выступил из Гасан-Калы. Пройдя мимо серных бань, колонна пошла в юго-западном направлении по узкой проселочной, едва заметной в снегу, дороге. Впереди в верстах десяти виднелись отроги Палантекена, но сам хребет скрывался в густых и серых облаках. Во втором часу дня у малого заброшенного хутора был устроен большой привал. После раздачи обеда – запаса консервов и хлеба – кухни и колесный обоз были отправлены обратно в Гасан-Калу. Пулеметам и артиллерии (5-я горная батарея) приказано было приготовиться к следованию вьючным порядком. В начале третьего часа полк покинул хутор и начал втягиваться в глубокое ущелье. На пути попался еще один хутор. Он оказался также брошен хозяевами, как и первый. В нескольких десятках шагов от него в снегу я увидел трупики двух детей. Очевидно, они были брошены в бегстве своими родителями на произвол судьбы, и несчастные нашли смерть от мороза вблизи своего жилья.

Темные облака все ниже и ниже спускались к нам. Вечерело. С гор подул холодный ветер. Проводник полка, турецкий армянин, живший с детства в окрестностях Эрзерума пастухом и отлично знавший всю местность, недовольно покачивал головой.

– Тяжело будет идти, – сказал он на армянском языке подпоручику Кондахчиани. – Там наверху будет такой буран, что людей и скот начнет сносить в пропасть. Бури эти тянутся днями, но иногда проносятся за несколько часов.

Дорога становилась все круче, уже и наконец превратилась в тропу. Ветер начинал усиливаться, мелкий и редкий снег, встретивший нас у хутора, стал падать гуще, и через час мы оказались в сумерках наступающей ночи и в метели.

Лунный свет давал некоторую возможность ориентироваться вокруг себя, но кроме направления и нескольких силуэтов людей и лошадей своей команды я ничего не видел. Как я предполагал, мы находились в меридиане фортов Деве-Бойну. Порой нас заволакивало снежной пылью, несомой силой ветра с хребтов. Тогда и ближайшие силуэты скрывались из моих глаз. Оставалась, кажется, только одна надежда на связь с людьми – на голос. Но и это средство, как часто бывало, делалось малонадежным. Гул, а иногда завывание ветра оказались во много раз сильнее наших криков. Наконец все же среди неясных голосов до меня донеслось:

– Ротных командиров к командиру полка!

С большим трудом, свалившись несколько раз в сугробы снега, я добрался до штаба полка. Оказалось, что командир полка решил дальше не двигаться и приказал остановить полк на ночевку на небольшой полянке.

Через час весь полк встал бивуаком. Люди начали строить себе из снежных сугробов закрытия от ветра. Вперед на высоты была послана команда разведчиков для занятия сторожевого охранения. На счастье, оказалось, что большинство из нас имели при себе валенки. Их в походе люди носили на спине, а на ночлегах надевали вместо сапог, и тем спасали ноги от отморожения.

В глубокой снежной яме была разбита большая турецкая палатка, где разместился штаб полка. Всматриваясь при свете фонаря в карту, командир полка определил точку нашего стояния: мы находились точно на юго-востоке верстах в восьми-девяти от форта Топалах, на высоте больше 7000 футов. Как говорила карта, нам дальше предстояло, перевалив высоты, занимаемые разведчиками, опуститься в глубокое ущелье и дальше подниматься до самого форта Гяз. Ночью, во избежание отморожений, людям не разрешено было спать. К рассвету ветер стих, утренняя мгла стала расходиться, и далеко из-за гор, со стороны Гасан-Калы, показался огненный шар восходящего солнца. Через час полк, вытянувшийся длинной змеей в одну шеренгу, стал подниматься в гору, описывая замысловатые зигзаги. Через некоторое время мы были на высотах. Команда разведчиков двинулась впереди полка, оставив нескольких с отмороженными ногами, и мы стали опускаться вниз в какую-то пропасть. Дороги впереди не было никакой, все было покрыто глубоким снегом, и мы шли почти вслепую, за проводником. Пропасть, казавшаяся нам сверху прямой и глубокой выемкой, сейчас представляла какой-то сложный лабиринт множества оврагов, ущелий и гигантских промоин. Проводник говорил, что весной рельеф местности кажется совершенно иным, так как дно оврага, по которому мы шли сейчас, засыпано снегом на несколько аршин, а может быть, и саженей. Но вот проводник начал подниматься в гору, за ним потянулись один, другой, и вскоре вновь на снежном фоне крутого ската появилась длинная, как означенная живым пунктиром, бесконечная линия идущих людей. Кроме трудностей и всяких препятствий, марш был сопряжен и с опасностями. Шаг за шагом мы поднимались вверх, прокладывая себе путь лопатой, киркой и мотыгой.

Через часа полтора мы поплелись по узкому карнизу по краю длинного и глубокого оврага.