На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка.1914–1917

Я и мой ординарец шли рысью, а за нами таким же аллюром тарахтел обоз. Темнота сделалась – хоть глаз выколи, и только небольшая сереющая полоса дороги указывала нам направление. Вдруг стук колес позади меня оборвался, а затем послышались крики людей: «Стой, держи вправо, назад, подложи камень!» и т. п. Когда я подъехал к месту происшествия, то в первый момент по причине темноты не мог понять, в чем дело. Только через несколько минут я понял, что в первой повозке поломалось колесо, а в следующей, вследствие сильного удара с первой, раскололось дышло. Досада моя сделалась еще сильнее, когда у нас под рукой не нашлось никакого материала, чем бы мы могли заменить поломанное дышло; запасное колесо, к счастью, оказалось. Солдатская смекалка и тут оказалась полезной.

– Кажись в полуверсте, а то и ближе, если я хорошо запомнил, ваше благородие, в овраге будет дом. Там можем найти что-либо подходящее к дышлу, – говорил мне ездовой моей команды Андреев.

– Что же, Андреев, бери с собой кого-нибудь и иди искать что-либо подходящее, – ответил я.

Через минут двадцать Андреев со спутником вернулись, но с пустыми руками.

– Ну что, Андреев, ничего не вышло? – спросил я с укором.

– Да оно бы вышло, ваше благородие, но там в дому засела какая-то трижды третья очередная сотня и ничего не дает. Я им объяснял, мол, одну только балку на дышло, а они мне: «Проваливай по добру по здорову, пока бока еще у тебя не помяты. С этими куркулями[193] до добра не договоришься, – недовольным тоном ответил мне Андреев.

– Идем со мной, Андреев, – сказал я и направился с ним по шоссе к дому.

Минут через десять я был во дворе большого здания. Как мне показалось во тьме, эта основательная постройка служила туркам станцией почтового тракта. Когда я, пройдя сени, вошел в сравнительно просторную комнату, то при свете коптилок разобрал группу сидевших на полу казаков. Люди, очевидно, приготовились к встрече праздника, так как перед ними была разложена всякая пасхальная снедь.

– Где ваш командир сотни? – спросил я. Мне показали на небольшую дверь. Войдя в нее, я остановился в малюсенькой комнатушке. На полу, кажется, на разложенном седле, сидел пожилой есаул.

Я представился ему и изложил ему причину своего появления.

– Мне только, господин есаул, один столб, да и то небольшой, вроде балки, для замены дышла, – пояснил я.

– Да берите, пожалуйста, хоть всю крышу. Завтра я ухожу отсюда и, надеюсь, что меня сюда уже никакие бесы не занесут, – ответил мне есаул с сильным малороссийским акцентом.

Я поблагодарил его, вышел, и через четверть часа с Андреевым, который нес на плечах увесистый кол, вернулся к своим.

При свете фонаря люди долго возились, подгоняя к повозке временное дышло. Наконец оно было готово, колесо заменено. Я взглянул на часы, приближался двенадцатый час.

– Христос Воскресе!

Похристосовались. Пожелали друг другу в следующем году встретить Пасху у себя дома за пасхальным столом, а не у разбитого дышла, и отправились дальше в путь. Последние 15 верст пришлось нам проделать шагом, из опасения новых аварий.

Время близилось к рассвету, когда далеко внизу, на берегу извилистой Тузла-Дереси, под горой с двумя характерными вершинами, показался Мамахатун. Привезенные продукты я частью сдал в хозяйственную часть, частью (для офицеров) хозяину собрания подпоручику Алавердову. Тем моя командировка, не лишенная приключений, закончилась. При вскрытии ящиков оказалось, что в пути, во время столкновения повозок, дышлом угораздило как раз в ящик с яйцами. Процентов до двадцати крашеных яиц оказались битыми.

– Это зло не столь большой руки, важно, что бутылки оказались целыми, – заметил сиплым басом поручик Дебошинский.

Мамахатун – маленький городишко, размерами очень напоминавший мне Хоросан. Он лежит в котловине на правом берегу реки Тузла-Дереси, впадающей верстах в шести-семи западнее города в реку Кара-Су. Угол, образуемый слиянием Кара-Су и Тузла-Дереси, заключал линию расположения позиций полка в окрестностях Мамахатуна. В западном направлении шло на Эрзинджан шоссе. Оно вблизи слияния рек переходило по мосту на правый берег Кара-Су. Мост этот, весьма древней постройки,[194] был испорчен турками при отступлении. Его пролеты были взорваны, но массивные быки оставались целыми, и по ним легко можно было проложить настилку.

Позиции полка находились: правый боевой участок на высотах, что севернее села Вартик. Эти высоты шли вдоль левого берега реки Кара-Су. Между подошвой этих высот и рекой лежала довольно широкая равнина, известная под названием Терджан. Позиция занималась тремя ротами. Участковый резерв – рота с двумя пулеметами – находился в Вартике. Вартик был населен армянами, кстати, очень кляузными. Средний боевой участок занимал площадь, ограниченную с севера равниной Терджан, с запада и юга реками Кара-Су и Тузла-Дереси. На восток она тянулась до самого Мамахатуна. Окопы были расположены верстах в двух от берегов Кара-Су.