На каждом шагу констебли

Они были так нагружены, что пришлось помочь им взобраться на борт, а затем проводить в салон, где остальные пассажиры уже собирались расходиться по каютам. Выстроившись цепью, все они передавали друг другу покупки, которые разместились на трех столах. На пол постелили газеты.

– Мы прямо с ума посходили, – задыхаясь, рассказывала мисс Хьюсон, – уж не знаю, что такое в нас вселяется, когда мы начинаем выискивать старье, да, Эрл?

– А куда вы все это денете? – спросил мистер Поллок.

– Думаю, что это не проблема, – сказала мисс Хьюсон. – Если мы поговорим со шкипером и миссис Тритуэй, они, наверное, нам разрешат воспользоваться каютой мисс Рикерби-Каррик. Вообще-то мы как раз на это рассчитывали.

Мистер Лазенби с нескрываемым любопытством смотрел на их добычу, Трой и Бард тоже. Здесь была инкрустированная шкатулка розового дерева, большой пакет, из которого выглядывала украшенная медью конская сбруя, два фонаря от карет и в картонном ящике из-под пива разобранные викторианские стенные часы.

К столу был прислонен удивительно грязный рулон каких-то репродукций, связанных ветхой бечевкой. Именно на эту драгоценность с особым восторгом поглядывала мисс Хьюсон. Она объяснила, что нашла рулон во дворе той самой лавки, возле которой они встретились с Трой в Толларке. Что-то побудило ее заглянуть во двор, и не напрасно: в одном из ящиков старого выброшенного буфета она обнаружила драгоценный рулон.

– На эти дела у меня нюх, как у ищейки, – гордо сказала мисс Хьюсон. – Я открываю все, у чего есть дверцы или крышки. И представляете? Этот тип, владелец свалки, говорит, что и не знал про рулон. Он говорит, его, наверное, оставили прежние хозяева. Он даже и смотреть не стал и отдал нам его за десять шиллингов. Послушайте, миссис Аллейн, – возбужденно продолжала она, повернувшись к Трой. – Вы же художница. Вы… словом… Я брату сказала сразу: жду не дождусь, пока не покажу все это вам и не узнаю ваше мнение.

Выпаливая эту тираду, мисс Хьюсон нагнулась над рулоном и пыталась разорвать бечевку. На пол падали комочки засохшей грязи, летела пыль. Когда бечевку наконец разрезали и рулон стремительно развернулся, подняв облако пыли, на пол вывалились олеографии, цветные приложения к журналу «Пэрлз Эннюал», с полдюжины старинных фотографий, подборка вырезок из журналов мод эпохи короля Эдуарда, детский альбом с рисунками и три прескверные акварели. Восторженно ахая, мисс Хьюсон разложила все это на палубе, но ее восторг почти не встретил отклика. Мистер Хьюсон в изнеможении опустился в кресло и закрыл глаза.

– А это что, картина? – спросила Трой, указывая на холст, в который все это было завернуто. Он был невероятно грязен. Судя по всему, лежал он лицом вниз. Трой нагнулась и перевернула его. Это была картина, написанная маслом, примерно 18 на 12 дюймов. Трой опустилась на корточки и постучала по полу краешком холста, чтобы стряхнуть пыль, затем расправила его.

– Что-нибудь интересное? – спросил, наклоняясь, Бард.

– Не знаю.

– Принести мокрую тряпку?

– Да, пожалуйста, если Хьюсоны не возражают.

Мисс Хьюсон, восторгавшаяся иллюстрацией, на которой было изображено невинное дитя в гирлянде роз, рассеянно произнесла: «Да-да, пожалуйста». Мистер Хьюсон спал.

Трой потерла картину тряпкой: появились деревья, мост, клочок золотистого неба.

Постепенно начал появляться весь ландшафт, кое-где испорченный царапинами и грязью, но в приличном состоянии.

На переднем плане – вода и дорожка, исчезающая где-то на среднем плане. Пруд. Девочка с граблями в ярко-красном платье. Дальше – деревья, в листве которых, как в зеркале, отражался свет закатного солнца. На заднем плане – поле на холме, церковный шпиль и сверкающее золотое небо.

– Краски поблекли, – пробормотала Трой. – Надо бы обработать ее маслом.

– Как это?

– Постойте. Вытрите насухо.

Она ушла к себе в каюту и вернулась с тряпочкой, пропитанной льняным маsслом.

– Это не повредит. Вытерли? Ну что ж, попробуем, – сказала Трой. Через минуту картина была очищена и заиграла всеми красками.

– «Констебли», – сострил Кэли Бард. – Как вы тогда сказали: «Полно Констеблей», «Кишмя кишат»?

Трой взглянула на него в упор и снова занялась картиной. Вдруг она вскрикнула, и тут же прогремел могучий голос доктора Натуша:

– Да ведь это Рэмсдайк. Вон плотина, дорожка и над холмом церковный шпиль.

Все столпившиеся возле добычи мисс Хьюсон перешли к картине.

– Давайте посмотрим ее на свету, – сказала Трой и поднесла картину к лампе. Она осмотрела холст сзади, потом снова перевернула.

– Неплохая вещь, – провозгласил мистер Лазенби. – Несколько старомодная, конечно. Ранняя викторианская эпоха. А написана недурно, правда, миссис Аллейн?

– Да, – сказала Трой. – Весьма недурно. Мисс Хьюсон, я сегодня была в местной галерее: у них там есть одна из знаменитых работ Констебля. Мне кажется, эту вещицу стоит показать эксперту, во‐первых, потому, что, как подметил мистер Лазенби, она и вправду хорошо написана и, может быть, принадлежит кисти того же художника, то есть Констебля, к тому же если вы присмотритесь, то заметите, что и подпись похожа на его.

4