На каждом шагу констебли

– Стало быть, подозреваемых у нас пятеро или даже шестеро, – заговорил давно уже молчавший Тиллотсон. – Шестеро, считая шкипера, но это глупо: я несколько лет знаю его, он порядочный человек. Остаются доктор, Бард, Хьюсоны, преподобный отец и Поллок. И если вы не ошибаетесь, один из них – крупнейший уголовник мира. Но послушайте, – воскликнул Тиллотсон, которому вдруг пришла в голову новая мысль, – если они все заодно, зачем им эта поездка? Ведь не ради удовольствия?

– Нет, конечно, – сказал Аллейн. – Я считаю, что среди оставшихся на борту, кроме шкипера и его семейства, есть еще один, только один честный человек. Сейчас объясню, почему я так думаю. Дело в том…

Коллеги молча выслушали его доводы. Когда он кончил, Фокс тяжело вздохнул:

– Из всего этого можно сделать только один вывод о личности Артиста, не так ли?

– Да, но при одном непременном условии.

– Готов биться об заклад, что мы не ошибаемся. Что мы предпримем?

– Не станем ждать результатов вскрытия, Братец Лис, а воспользуемся ордером на обыск. Сейчас пять минут десятого. Надо поспешить, пока они не спят.

3

Если события и впрямь оставляют неизгладимый след на окружающей обстановке, то заметить его можно не сразу. Даже обагренные кровью стены комнаты не вопиют об убийстве. Вымойте стены, и комната снова станет просто комнатой. Может пройти немного времени, прежде чем люди начнут думать, что это несчастливая комната, несчастливое место. Или, скажем, несчастливый теплоход.

В салоне «Зодиака» были задернуты вишневые шторы, горел свет. Приветливо и уютно поблескивали в речном тумане огни теплохода, казалось, наглухо отрезанного от всей окрестности.

Шесть оставшихся пассажиров были заняты тем же, чем занимались вечером накануне исчезновения мисс Рикерби-Каррик: Хьюсоны, Лазенби и Поллок играли в карты, Кэли Бард читал, а доктор Натуш, расположившийся, как всегда, чуть поодаль, заканчивал свою карту. За стойкой бара, углубившись в журнал, сидела миссис Тритуэй, шкипер был на берегу, а Том уже спал.

Над баром в рамке висел рисунок Трой. Нелепые фигурки, изображающие созвездия, танцевали вокруг безупречно выполненных Поллоком строчек.

ЗНАКИ ЗОДИАКА

Названия светил бесконечно просты,

Легко их запомнить, ей-ей.

Вот Дева, вот Овен, а там Близнецы,

Стрелец, Скорпион, Водолей,

Вот Рыба и Рак, Козерог и Весы,

Вот Лев и Телец – заучи их скорей.

Девы больше нет. Козерог, в образе которого Трой изобразила себя, в Норминстере, зато здесь, в салоне, сидели все остальные, и среди них убийца и один-единственный ни в чем не повинный человек.

Когда Аллейн и Фокс появились в салоне, картежники замерли, как в застывшем кадре, потом все снова ожили, будто и не было никакой заминки.

– Простите за назойливость, но такова наша работа. Нам нужно кое-что выяснить, поэтому я попрошу вас некоторое время не заходить в каюты. Надеюсь, мы вас долго не задержим.

– Не заходить в каюты? – после довольно долгой паузы повторил Хьюсон, явно передразнивая Аллейна и нацелившись на него слуховым аппаратом. – Этим вы вежливо даете понять, что нам предстоит обыск?

– Рад, что это прозвучало вежливо. Да, вы правильно меня поняли.

– А ордер есть? – спросил Поллок.

– Конечно. Хотите взглянуть?

– Да нет, зачем? – устало сказал Бард. – Не дурите, Поллок.

– Мисс Хьюсон, – сказал Аллейн, – если не возражаете, я начну с вашей каюты. Одновременно мистер Фокс осмотрит вашу, мистер Хьюсон.

– Вторично, – кисло вставил Хьюсон.

– Верно. Считайте это простой формальностью.

– Это уж вы считайте. Я считать так не могу.

– Ох, Эрл, я ведь совсем забыла… Послушайте, мистер Аллейн, придется мне признаться вам как на духу насчет той картины. Тут вышло недоразумение: я считала, что брат отправил ее, а он думал, что я.

– Черт-те что получилось, – сказал Хьюсон, свирепо взглянув на сестру.

– Ужас. А она лежит себе там, где лежала все это время: в моей каюте на самом дне битком набитого саквояжа.

– Подумать только, – сказал Аллейн. – С удовольствием взгляну еще разок. В последний раз, когда я ее видел, она лежала на дне пустого чемодана в освободившейся каюте, которую я, между прочим, запер.

Довольно длительная пауза была прервана тихим смешком Барда.

– Я не совсем точно выразилась, – растерянно сказала мисс Хьюсон. – Я что-то нервничаю: я имела в виду, что она лежит в пустой каюте.

Мистер Хьюсон рассердился:

– О чем разговор? Мы и правда не отправили картину. Объяснить вам – почему? Объясню. Эта картина – ценное произведение искусства, что подтвердит ваша супруга. Возможно, это работа Констебля, а если так, то она стоит очень дорого. Мы за нее уплатили наличными, звонкой британской монетой и не намерены ее никому отдавать. Никому. Даже полиции. Понятно? Вот мы и решили несколько предвосхитить события и сказали, что она уже отправлена.

– И надо полагать, она бы и была уже отправлена, – добродушно сказал Аллейн, – если бы не констебль, стоящий на посту возле почтового отделения Рэмсдайка.

Мистер Хьюсон слегка покраснел, но глаз не опустил.

– В этой игре мы всегда оказываемся в проигрыше, – заметил, ни к кому не обращаясь, Поллок.