Он знает, почему я об этом спрашиваю. Недавно, когда все мы готовились к боевым стрельбам, я оказался у комендоров. Еще на Тихоокеанском флоте нам, молодым артиллеристам, много неприятностей доставляли пропуски, которые случались из-за того, что заряжающие [74] слишком резко посылали гильзу со снарядами в казенник, так что по инерции снаряд чуть выходил из гильзы, общая длина гильзы и снаряда увеличивалась, не давая закрыться замку. И вот, памятуя об этом, я спросил комендоров и выяснил: не все знают о подобных сюрпризах. С тех пор в часы боевой тревоги о возможных пропусках никто не забывал. А старшина Сага приговаривал: «Сделал пропуск - одним снарядом по врагу меньше!»
- Как бы еще огоньку подпустить фашистам! - говорит Леонид.
- Готовьте боезапас. На повторном заходе обстреляем колонну танков, - говорю громко, чтобы слышал весь орудийный расчет.
По лицам вижу: весть обрадовала. Еще не остыв от недавнего азарта, люди вновь готовы вступить в бой - наконец-то и комендоры дождались настоящего дела.
Не успеваю я снова подняться на мостик, как корабль поворачивает на заданный курс. Артиллеристы послали первые пристрелочные залпы и вскоре повели огонь на поражение. Мысленно я вижу уверенное движение тяжелых машин с крестами на башнях и внезапную растерянность фашистов, когда они натыкаются на непредвиденную преграду из шквального огня наших орудий. А корректировщики докладывают, что и эсминец «Шаумян» нащупал своими орудиями танки, снаряды ложатся по цели, они видят уже подбитые и горящие машины. Артиллерийский дуэт батарей двух эсминцев упредил атаку гитлеровцев. Конечно, нас интересуют точные данные о потерях противника, но об этом мы сможем узнать лишь по возвращении в Одессу, в штабе военно-морской базы.
Тем временем совсем стемнело. Берег исчезает в ночной мгле, вода за кормой приобретает вороненый оттенок. И небо и море сплошной стеной сливаются на месте горизонта. Когда успело стемнеть? Никто из нас этого не заметил. Мы пробыли в море больше четырех часов, а кажется - минуты. Смолкают орудия. Лишь мерно работающие турбовентиляторы нарушают тишину. Ночь взяла под свою защиту «Незаможник». По приказанию штаба базы берем курс на Одессу.
Но спокойствию моря нельзя доверять полностью. В это время рыщут в Черном море торпедные катера противника. Да и подводные лодки могут о себе дать знать. Мы остаемся в состоянии боевой готовности. Идем [75] в полной темноте. В море - ни одного ориентира, даже небо подернулось туманной дымкой, скрывшей звезды. К нам на мостик поднимается штурман. Оказывается, от оперативного дежурного поступило распоряжение швартоваться у стенки Восточного мола, то есть на место прежней стоянки.
- Это хорошо, - Минаев доволен. - Место знакомое и близко от входа. А то попробуй в такой темноте отыскать незнакомый причал.
При подходе к Воронцовскому маяку Минаев повел корабль, как говорят моряки, «на стопе». Застопорит машину, осмотрится, сориентируется, снова даст «малый вперед». Когда мы засветло выходили из порта, все было простым и привычным. Теперь же и маяк казался не на своем месте, и буксир с боновыми сетями не там стоит, и мол вроде сместился. Вот и еще одно испытание выпало нам в море - первая ночная швартовка.
Но все прошло благополучно. Окончена швартовка, дан отбой авралу. Все, кто свободен от вахт, могут перекурить на юте, обменяться впечатлениями прошедшего дня.
На любом корабле обязательно есть такое место - причудливая смесь курилки, матросского клуба, места отдыха. На «Незаможнике» - это ют. Тут царит своя атмосфера, шутки, подтрунивание друг над другом, да и, признаться, самые задушевные слова звучат именно здесь. На юте и моя каюта. Если ночь душная, открываю дверь и тогда становлюсь незримым свидетелем всех разговоров и шуток.
Сегодня царит особое оживление, центром которого герой дня - командир 1-го орудия Леонид Сага. Его наперебой угощают папиросами, пытаются вызвать на шуточный тон разговора, но Сага, всегдашний весельчак и балагур, немногословен, делает вид, что ничего особенного не произошло.
- Теперь каждый день будем так бить фашиста.
Но вот в разговоры вплетается хрипловатый тенорок лейтенанта Клемента. Он только что от командира и принес последние сообщения о результате стрельбы. На юте воцаряется тишина, и Клемент торжественным голосом сообщает:
- Нашими кораблями подбито более десяти танков, рассеяно и уничтожено до батальона пехоты противника, в результате чего морским пехотинцам удалось вернуться [76] на ранее оставленные позиции. Командир благодарит весь личный состав эсминца за службу.
На юте раздается громогласное «ура!». Мне уже не сидится в каюте.