На ходовом мостике

Лейтенант Иевлев мне как-то по особому симпатичен. Характер у него тихий и застенчивый, делает все незаметно и добросовестно. В походе он всегда находится на мостике, подавая пример бдительности, и сигнальщики лидера равняются на своего командира. Ни разу еще вражеская авиация не застала лидер врасплох.

Иевлев опускает бинокль и, перехватив мой взгляд, качает головой:

- Ну и погодка! Так и шепчет: смотри в оба, не забывай о «воздухе».

Значит, думаем мы об одном. И не только на мостике. У кормового 130-мм орудия старшина Дмитрий Заика уложил на матах дистанционные гранаты и шрапнельные снаряды. На них мелом обозначены цифры: 1, 2, 3.

- Меню из трех блюд? - спрашиваю у старшины.

- Так точно! - откликается на шутку Заика. - А если мало будет, то можно расширить. Всегда найдем, чем попотчевать «гостей».

До ужина на корабле сохраняется боеготовность № 2. Погода не изменилась. Воздух столь прозрачен - на расстоянии шестидесяти миль справа по курсу можно различить вершины Крымских гор. После ужина на юте собирается немало людей. Здесь не только «харьковчане», но и много красноармейцев из маршевого пополнения. Никому не хочется сидеть в душном кубрике. Как обычно, моряки и красноармейцы знакомятся, показывают друг другу фотографии родных. Ни у меня, ни у Веселова [175] как-то не поворачивается язык сказать об организации выхода на верхнюю палубу. О порядке напоминает грянувший сигнал боевой тревоги. Самолеты противника в воздухе!

Со стороны Крымского побережья приближается пока еще едва заметный самолет-разведчик. Он явно намеревается сблизиться с нами, не спеша сокращает дистанцию, но держится на большой высоте, вне досягаемости огня лидера.

Кружит он минут двадцать, высматривая наш курс и тип корабля, затем удаляется. Боевой тревоге дан отбой, но, понятно, ненадолго. После захода солнца Иевлев докладывает:

- Пятерка «юнкерсов» на корабль!…

- Не зря тебе погода шептала… - успеваю напомнить лейтенанту его же слова.

Не отнимая бинокля от глаз, он подтверждает:

- Не зря, не зря… Теперь слово за артиллеристами.

А от дальномерщика Сергея Семенкова так и сыпятся доклады о дальности и высоте. Мельников переводит ручку телеграфа на «самый полный ход». Все его внимание на самолетах. Главное - не упустить мгновение, когда из-под брюха «юнкерса» покажутся бомбы, чтобы дать команду на руль. Мы с Иевлевым занимаем места на крыльях мостика, готовые в нужный момент предупредить командира о наиболее угрожающем самолете. Наступают минуты предельного напряжения. Корабль один на один с атакующим противником.

В монотонный рев моторов вдруг пронзительно врезается залп зенитной батареи. Но вражеские летчики демонстрируют нам свои «крепкие нервы» - самолеты, не меняя направления, упрямо идут на снижение. В стрельбу включились зенитные автоматы, корабль вздрогнул от залпа носовых орудий главного калибра.

Трассы автоматных очередей прошивают задымленное небо, стараясь достать головной самолет. Несмотря на оглушительный грохот, слышится нарастающий свист бомб - не выдержав плотного прицельного огня, противник начинает бомбометание. По незамедлительной команде командира корабль круто уклоняется вправо. Смерчи воды вздыбливаются где-то за кормой, спиной чувствуем несильный удар взрывной волны. И вдруг в передней части фюзеляжа только что отбомбившегося головного самолета вспыхивает яркая искра. Вслед за этим [176] самолет выпускает дымный шлейф и резко идет на снижение. Летчик пытается дотянуть до берега, но не успевает - кабельтовых в двадцати от корабля врезается в спокойную гладь моря.

Сигнальщики, ликуя, докладывают об этом Мельникову, но сейчас ему не до того - бомбы начинают сыпаться с двух следующих самолетов. Прицел их, правда, сбит предыдущим маневром, и бомбы падают далеко за кормой. Однако не израсходовали бомбозапас еще два оставшихся «юнкерса». Они повторяют маневр своих предшественников.

Потеря самолета ничуть, казалось, не отрезвила фашистов. И Мельникову дважды пришлось уклоняться от бомб. Последняя чуть было не угодила в корабль - упав близко за кормой, она вызвала сильную вибрацию палубы. И тут же мы, к своему счастью, увидели, что за последним самолетом потянулся сперва едва видимый, но с каждой секундой все ширящийся и удлиняющийся дымовой хвост. На зенитной батарее и верхних боевых постах оглушительно кричали «ура!» Орудия смолкли, и все мы смотрели в бинокли, пытаясь определить: упадет самолет в воду или дотянет до суши? Но он продолжал удаляться к берегу и скоро исчез из поля зрения.

Можно представить себе, с каким энтузиазмом мы зашли в Севастополь, а потом, разгрузившись и приняв на борт раненых, возвращались в Новороссийск.