На кого похож Арлекин

Наверное, уже полдень, потому что деревья не отбрасывают теней. Трудно сказать, сколь долго мы пролежали в ослепительном блаженстве, но из этого гипнотического состояния нас пробудила невесть откуда появившаяся огромная лохматая собака. Сначала я подумал, что этот монстр прыгнул на нас откуда-то с дерева, но вспомнил, что собаки на деревьях, все-таки, не живут — ну разве что какие-нибудь особые, экзотические породы (существуют же летучие лисицы!). К счастью, пес был с ошейником, он побегал вокруг нас кругами, обнюхал (Денис испуганно прижался ко мне, но я и сам испытывал жуткий страх перед собачьим семейством после встречи с почти игрушечными волками на волжском льду). Особенно сосредоточенно пес обнюхал лежащую в траве футболку Дениса, а потом стал жадно лакать воду из родника; бельчонок попытался подобрать свою футболку, но монстр зарычал и принялся лаять. Этот глупый глухой лай окончательно разрушил гармонию очарованной местности — даже птицы умолкли. Собака села напротив нас, и всякое наше движение принуждало ее лаять. Мы сидели не шелохнувшись в ожидании чуда. Спаситель не заставил себя долго ждать — послышался шорох травы, пес завилял хвостом, и мы увидели Арсения. Лесной призрак Приднестровья был в охотничьем настроении: двустволка перекинута через плечо, военные галифе, кирзовые сапоги, грязная армейская рубашка.

— Вот так встреча! — он развел руками и ослепительно улыбнулся. — Кого только не встретишь! А я вот, видите, спозаранку сегодня вышел рябчиков пострелять.

— Ну и как, подстрелил кого-нибудь? — спросил Денис, пришедший в себя после всей пытки. Он схватил было свою футболку, но пес опять зарычал. Денис отдернул руку и умоляюще посмотрел на Арсения.

— Цыц, Буян, это свои! — приструнил собаку фермер, и та, завиляв хвостом, снова принялась нас обнюхивать. Арсений расстегнул кожаный ягдташ и показал нам двух подстреленных перепелок:

— Вот, весь улов. На один ужин. Но дроби в них, наверное, больше, чем мяса… А вы тут отдыхаете, я смотрю?

— Яблони идем сажать. На утесе посадим, возле церквушки.

Арсений понимающе покивал и стал умываться из родника. Я отважился даже погладить Буяна. Денис спросил, какой он породы.

— Порода? Смесь бизона с носорогом, — рассмеялся Арсений, — глупый пес, но верный. У меня их два было, другой был умнее — жаль, медведь его по весне задрал, теперь вот этот дурак остался. Так и в жизни, да? Только дураки выживают.

Я не стал с ним спорить.

— А Рафик что делает? — спросил Арсений с затаенным интересом. — Пьет опять?

— Пьет. Компания в усадьбе веселая. Солдат какой-то беглый появился, — ответил я равнодушно.

— Беглый? — Арсений насторожился и посоветовал: — Вы все-таки будьте поосторожнее в этой глухомани, к нам на четыре деревни участкового нового прислали.

— Бабушек на печках охранять?

— Бабушек — не бабушек, а прежнего мента пристрелил кто-то. Всякое бывает.

Он попросил закурить и почему-то разоткровенничался со мной — видимо, так соскучился по живому человеческому разговору, что не скрывал своих эмоций, как делал это обычно.

— Тоскливо мне здесь, Андрей. В город я хочу, к людям. Но отец опять захворал, скотины все больше, с колхозом надо за технику расплачиваться: Ну представь, я в Приднестровье воевал, а теперь коров дою! Солдат, бля: Сопьешься тут с тоски. На хрена мне все это? Ну не лежит у меня здесь сердце, не всю же жизнь под корову залезать и грядки окучивать! Не по душе мне. Тошно. Эх, бля: — он обхватил голову руками и глубоко задумался. Очнувшись, Арсений как будто застеснялся самого себя и, притушив окурок о подошву сапога, сказал: — Ну ладно, поговорим еще за жизнь. Я сейчас загляну в ваше поместье, все равно мне по пути. Кстати, вчера я самогону нагнал — первачок, как слеза. Теперь моя очередь угощать!

В который раз я подивился, что такой приземленный парень с ухватистой силой, воплощение чистой мужественности, делил постель с увядающим Рафиком: Невероятно. В этом мире что-то очень изменилось — ошибка в секторе, контролирующем души людские. Уже совсем другое время, другой космос. Я многого еще не понимаю. Я не понимаю некоторых людей, а значит, не понимаю себя, потому что познать себя невозможно без постижения других. Еще много предстоит выучить. Мой урок не окончен. Еще долго до звонка.

Сажаем яблони у церкви. Удивительный вид открывается отсюда, с утеса. Простор. Просто-о-о-о-р!!! Вечный покой. Чайка почему-то кружит над нами. Копнул я землю ржавой лопатой, а земля живая и теплая: что-то звякнуло под заступом: Ого! Монетка! Почистил краешком куртки — две копейки 1892 года! Приятно-тяжеленькая монетка. Отдаю Денису со словами: «Вот и восстановилась связь времен». Действительно, замкнулась какая-то цепь событий длиною в несколько сотен лет. Кто знает? Денис, как оказалось, все знал. Посадим мы наши яблоньки. Пусть себе растут. Я воткнул лопату в землю, вытер вспотевший лоб рукавом и вот, обняв колени, смотрю, как плывет по Волге пароходик. Денис сел рядом и спросил, подбросив монету:

— Орел или решка?

— Орел.