— Не думал, что у вас к мистеру Уизли такая нежная привязанность, чтобы лить по нему слёзы, — не преминул вставить шпильку Снейп и бросил, — Вы можете идти.
Гарри остановился в нерешительности перед дверью в лазарет. Зачинался рассвет, скоро все поспешат на завтрак, но зайти в комнату, где он подтвердит наконец то, что и так знает, было страшно. Но это было лучше, чем сбежать сейчас, а потом маяться, так и не увидев Драко до самого ужина. Он действительно верил в то, что сказал Гермионе: да, он хотел бы, чтобы настоящие чувства в его судьбе были именно такими, но, видя, как слизеринец осторожно и ненавязчиво проявлял к нему своё отношение, не был уверен, что вообще умеет так любить. Дамблдор, конечно, был уверен в обратном, но иногда Гарри казалось, что всю любовь, что в нём жила, он уже истратил на Квиррелла.
Когда он зашёл всё же в лазарет, Гермиона как-то странно на него посмотрела. Гарри было интересно, что такого успело произойти за эту неполную четверть часа, но он не успел задать вопрос.
— Ты ведь сам себе противоречишь, Гарри! Ты говоришь, что знаешь, что эти чувства навязаны тебе магией, но ненавидишь за них себя. Ты говоришь, что знаешь, что, по сути, если немного глубже посмотреть на твои слова, Драко не за что любить, но боюсь: ты сам в это не веришь. Ты не веришь себе и в себя, вот какой я сделала вывод из твоей отповеди.
— Да просто сделай это уже, — выкрикнул Поттер, не в силах больше терпеть. Его так испугали слова подруги, что он потерял самообладание.
Девушка хмыкнула в ответ и потом добавила:
— Это не помолвка, Гарри! Ты влюблён в Драко Малфоя! И это твои чувства!
— Нет!!! — прохрипел Поттер, хотя ему казалось, что от его крика проснётся весь замок. Это отрицание звенело в ушах, мир закружил вокруг него, и ему пришлось ухватиться за столик, чтобы не упасть. Гермиона снова хмыкнула и пожала плечами. Потом взмахнула палочкой, и вокруг Гарри возник лиловый кокон, который развеялся спустя всего секунду.
— Видишь?
— Поздравляю, Гарри, ты не помолвлен! Вы мне потом расскажете, когда и почему для вас Хорёк стал Драко, но я тут очень много открытий совершил… В основном о себе, но главное, что вам сейчас стоит услышать: я здесь оказался не из-за него. Я сам виноват.
Оба гриффиндорца уставились на Рона, который приподнял голову, и одновременно с осуждением и сожалением смотрел на них.
— Рон, как ты? — первой отмерла Гермиона.
— Как много ты слышал? — задал свой вопрос Гарри, не успев переварить новость, которую преподнесла ему подруга.
— Достаточно, чтобы понять, что был ужасным другом. Если бы мы по-прежнему общались, никого из нас здесь не было бы. Но и вы хороши!
— Для начала, что ты имеешь в виду, говоря, что сам виноват? — Гермиона взяла деловой тон, стараясь выглядеть как обычно. Она была пристыжена и не понимала, как давно их друг очнулся и как много понял о её отношении к Драко, поэтому она решила пойти в наступление.
— Меня отвлекла Лаванда, и я не рассказал вам, что подслушал разговор Малфоя с кем-то. Они говорили про яд, и я… я превратил содержимое фиала в воду.
— Со мной. Драко тогда говорил со мной, — сказал Гарри, потирая уставшие отчего-то глаза.
— Прости, Гарри, что нарушил ваши планы, какими бы они ни были, но и ты меня пойми: я и в страшном сне представить не мог, что вы с Малфоем можете быть заодно. Я думал, что спасаю кого-то…
Гарри и Гермиона оба молчали, не зная, что сказать, потому что обоих обуревали совершенно противоречивые чувства. И если девушка по мере осознания злилась всё больше, готовя длинную обвинительную речь о том, что Рон ушёл с головой в свою Лав-Лав и перестал думать предназначенным для этого местом, то Гарри совсем побледнел. Его широко распахнутые глаза смотрели словно вглубь себя, губы искривились так, будто ему приходилось терпеть невыносимую боль. Он замер и, кажется, даже не дышал.
Гермиона уже набрала воздуха в лёгкие, чтобы начать свой менторский монолог, когда Рон воскликнул:
— Гарри, что с тобой? — он постарался сесть на кровать, когда Гермиона перевела взгляд на Поттера и прикрыла рот рукой, увидев, как тот изменился за последнюю минуту.
Область вокруг глаз впала и подёрнулась дымкой, а кожа стала не просто бледной, а практически полупрозрачной. Гермиона приблизилась, чтобы дотронуться до него, и отшатнулась. Она узнала то самое свечение, что исходило от парней при прикосновении; оно было бледным и исходило от всего тела, пробиваясь сквозь одежду. Светильники в лазарете, несмотря на глубокую ночь, зажглись во всю мощь, и отовсюду послышалось мелкое дребезжание склянок на тумбочках больных, с каждой секундой становясь всё громче.
Сейчас и Рон с Гермионой почувствовали на себе давящее воздействие чужой магии, от которого становилось трудно двигаться или даже сделать глубокий вдох. Они моментально заледенели, и Рон попытался натянуть одеяло повыше.
— Не надо, Гарри, пожалуйста. Всё хорошо, слышишь, не делай этого… — послышалось едва слышно, голос Малфоя был слабым и сиплым, он едва мог приподнять голову от подушки.
Умница-Гермиона тут же подхватилась.