На конкурс красавиц требуется чудовище

Гамильтон, лежавший на кресле, встрепенулся и в один прыжок оказался рядом. Ведь внутри, на серебряном подносе, покоилась внушительнейшая горка тарталеток с лососевым паштетом!

— Это явно мне, — облизнулся пес, — лосось высшей пробы!

Нос у пса ходил ходуном, а потому я просто левитировала ему коробку и отошла в сторону. Нет, мой компаньон добр, где-то в глубине души. И даже щедр, если это касается золотых монет — он, как и все жители его мира, не очень хорошо понимает ценность монет. Но еда… Я бы никогда не заставила его выбирать — я или тарталетки с паштетом! Это при том, что однажды он рискнул ради меня жизнью.

— А если отравлено? — предположила я, глядя, как компаньон уничтожает то, что ему могло бы хватить на пару дней.

— Переварю, — он облизнулся и, вспомнив о манерах, с болью в голосе спросил, — хочешь?

А после, отрывая от сердца, левитировал мне в руки тарталетку. Маленькую, чуть перепеченую. Такую, как будто ее готовил ученик повара, а не он сам.

— Это вам на всех. Вы люди, вам много еды не требуется, — и Гамильтон, нервно дернув шкурой, поспешно отвернулся, возвращая свое внимание оставшимся вкусняшкам.

Мы с ребятами переглянулись и принялись делить эту несчастную тарталетку. И нет, на самом деле мы не хотели, но… Для Гамильтона этот поступок подвиг, а подвиги надо поощрять.

Поэтому тарталетка была поделена на четыре части — чтобы ему тоже досталась крошечка.

— Изысканно, — отметила Тина.

— Отменный вкус, — одобрил Марон.

— Рыба, — уверенно произнесла я и добавила, — удивительно приемлемо для рыбы.

— Точно, ты же не любишь рыбу, — горестно вздохнул пес и понюхал коробку, вдруг там что-то еще есть?

Но в коробке была лишь небольшая записка.

Летящим почерком Правитель желал нам всяческих благ и надеялся, что этот набор украсит нашу неделю. На коробке, оказывается, были кулинарные чары.

— Наивный человек, — хмыкнула я. — Где он видел собаку, способную растягивать вкусняхи на неделю?

— Не сравнивай, ик, меня с местными вырожденцами, — недовольно проворчал Гамильтон и ушел в спальню.

По мере передвижения он увеличивался и увеличивался в размерах, так что жалобный скрип кровати услышали все.

— Надо как-то заказать свежее белье, — вздохнула я.

— И чего это мы такие брезгливые? — поразилась Тина. — Как на практике лягушек на костре жарить и сокурсников угощать — так ты первая была.

— Так я же угощала, — фыркнула я, вспоминая то маленькое приключеньице. — Да нет, просто шерстинки колкие и прямо в кожу впиваются. Он ведь и правда воин, и шерсть соответствующая.

Друзья только переглянулись. На слово они мне не верили, а Гамильтон был слишком ленив, чтобы что-то кому-то доказывать. Но я-то точно знаю, что мой компаньон — превосходный боец. В своем, правда, неповторимом стиле. Тут уж приходится смиряться и брать что есть.

5.2

К слову о лени — не прошло и двух минут, как из спальни донесся раскатистый храп.

— Вот просто представьте, — хихикнула Тина, — что вместо артефактов-подглядок, комната была бы оснащена ушками-подслушками.

Храп на мгновение стих, мы переглянулись и захохотали в голос, когда мой компаньон, после краткой тишины, выдал особо пронзительную руладу!

— Меня не оставляет ощущение некоей подвешенности, — я выразительно потерла шею. — Правитель здесь, а мы сидим, в носу ковыряем. Дальше-то что?

— Ну, не все здесь в носу ковыряют, — Марон взмахнул тонкой пилкой для ногтей, — кто-то другое место гигиенит.

Быть ему битым подушками, но дверь распахнулась без единого стука и в проеме появилась сестра Мирта.

— Вас, кажется, подглядывать поставили, — недоуменно произнесла я, и бросила маленькую, но увесистую думочку на ковер.

— Не очень-то вас и жалуют, — будто не слыша моих слов, произнесла Божья Сестра. — Гостиная, спальня…

— Хр-р-хр уау, — протяжно отозвался сладко спящий Гамильтон.

— И две комнаты для сопровождающих, — продолжила запнувшаяся на мгновение сестра. — Как вы живете в таких условиях?

— Прекрасно живу, — я пожала плечами, — или вы ждете, что дочь барона и дочь герцога поселят в одинаковые комнаты?

— Но ведь на Отборе все равны? — она прищурилась, я разозлилась:

— Это очень, очень дешевая провокация. Дверь — там.

— Вы не хотите доказать все, что можете быть чем-то большим, чем просто…

Она развела руками, показывая, что ее словарный запас нищ и невыразителен.

— Странные, немного жестокие люди, — это я говорила о миледи проректоре и ректоре, — резонно заметили, что мне не нужно позориться. Достаточно быть собой.

— То есть, вы по жизни посмеш…

Она икнула, глядя на острие клинка, что сейчас холодило кончик ее носа.

— Хотите, я срежу вам нос и вы сможете убрать его в кошель. Убрать и никогда не доставать, чтобы не возникало искушения сунуть его куда не следует, — процедила я.

— Значит, сотрудничать вы не хотите, — она подозрительно быстро взяла себя в руки и, отступив на шаг, криво улыбнулась, — хорошо.

Круто развернувшись, она направилась было к выходу и я, честно говоря, предвкушала зрелище — Тине лучше всех удавалось сдвигать реальную дверь и рисовать на ее месте иллюзию…