Однако все это оказалось неправдой, чувства ее только спали, на деле же они переполняли эту брешь и рвались наружу, и стоило им только оказаться вдвоем, как они пробудились и прорвались наружу. И Женя, скромная, бесхитростная, против себя самой, против своего рассудка стала говорить так, как никогда не говорила. От ее улыбки и томных, долгих, многозначительных взглядов Эдуард потерял голову. Смерть и жажда жизни шли бок о бок – это было жестоко, эгоистично, но это было верно, это было действительно.
Глава пятнадцатая
Когда ты только предчувствуешь, но еще не пережил великие события своей жизни или события, которые запомнятся до конца твоих дней, те самые пики судьбы, к которым будешь часто возвращаться мысленно по прошествии лет, то кажется, что в момент событий ты точно угадаешь: вот они, явились. Стало быть, нужно прочувствовать их значимость каждой клеточкой тела, и само время должно замедлить свой ход, чтоб позволить тебе навсегда запомнить вкус, цвета, запахи этих дней, которые все непременно должны быть необыкновенными, насыщенными, чрезмерными.
Но когда те самые события наступают в настоящей жизни, а не в юношеских мечтах, вдруг оказывается, что все обман и лишь рисунок воображения. В действительности ты не догадываешься, что с тобой происходит что-то невероятное, время не замедляет свой ход, а обыкновенные будничные вещи не врезаются в память на всю жизнь. И когда много позже ты уже знаешь великий смысл случившегося с тобой в эти прошедшие дни, то выясняется, что память сохранила удивительно мало подробностей из них.
Так и сейчас, будничность происходящего не настраивала Сергея на особенный лад. Сомнение в протоколе, в том, что он даст результаты для Веры и для его будущих пациентов, смешивалось с усталостью от длительного перелета, пересадок, недосыпа, несварением от неправильного питания в течение суток, а затем сам город – Сан-Паулу, – хотя он не ждал от него ничего особенного, снизил градус мечтаний. Ободранные многоэтажки перемежались с более современными зданиями, грязные улицы с многочисленными нищими и бездомными сочетались с приятными аккуратными площадями, прогулочными зонами, холмистыми дорогами, убегавшими то резко вниз, то резко вверх. Эта смесь варварства и стремления к европейской чистоте и аккуратности вселяла в душу один большой неразрешимый вопрос. Вопрос этот заключался в том, как могли люди так жить – плохо и хорошо одновременно?
Как могли жить в одном городе те, кому ничего не нужно было, кроме как лежать целый день на солнце в грузовых тележках супермаркетов, на смятых картонных коробках, и те, кто учился, работал, снова учился, стремился к прогрессу, знаниям, науке? Ведь это все был человек – один смирился со своей участью бездомного и безработного, а другой боролся до конца, все мечтая, что когда-нибудь накопит средства на большой дом с участком, или на пенсию, или на квартиру, и, хотя мечту съедали каждодневные непредвиденные траты на себя, детей, поломку техники, мебели, автомобиля, в конце концов здоровье, эти люди не отчаивались и лишь внушали себе, что просто откладывают мечту на потом. Что-то непременно произойдет: продвижение по службе, повышение зарплаты, сокращение трат, – и мечта станет осуществима. Так обманывали себя трудяги. «Да, – думал Сергей, когда шел по улице в поисках супермаркета, – все это был человек, один вид, но каким разным он мог быть!»
Это был огромный мегаполис, сопоставимый с Москвой, но только жаркий мегаполис – ведь здесь в сентябре только наступила весна, и страна готовилась к знойному лету. Земля, асфальт – все иссыхало без дождя, а небо, раскаленное ровным шаром солнца, вселяло беспечность, безоблачность, и Сергей поймал себя на мысли, что может понять, как люди находили в себе силы радоваться, даже будучи без денег и крова.
Однако сам дом – грязный подъезд, требовавший ремонта, невзрачная квартира, где он снял комнату, которая оказалась значительно хуже, чем на фотографиях, – смазывал ощущение важности происходящего, притупляя то горение, что было в нем в Москве. Его каждодневные действия – поездка в офис профессора, обучение, а затем поездка обратно домой, поиск магазина, где можно было бы купить продукты, приготовление холостяцкого ужина, который все выходил у него безвкусным или вообще подгорал, – все казалось будничным, обыкновенным.
Все это словно напоминало о его собственном ничтожестве, отсутствии богатства, а главное – гениальности. Теперь Сергей уже думал, что был ничем не примечателен как человек, как специалист, и его напрасно хвалили в академии, а затем на работе, напрасно им восхищалась Вера. Он был и немолод, чтобы обманывать себя в обратном. Это в двадцать лет кажется, что можно все переиграть, что спящие таланты еще пробудятся помимо твоей воли или тебя заметят нужные люди, обратят твою серость в успех.