– Она узнала, что один из моих студентов – сын директора отдела социальной защиты населения как раз в районе Марины.
– Ничего себе! – воскликнула Женя и посмотрел на Эдуарда новыми глазами. Это были глаза широко распахнутые и полные внезапного восхищения. Ее беспомощный муж-ученый мог кому-то помочь и даже имел некоторое влияние в обществе; как она могла забыть об этом и относиться к нему все эти годы как к своему ребенку! – Постой, но ты же не будешь угрожать ему отчислением? Это непорядочно.
– Конечно нет. Я на такое пойти не могу. Но уверен, что стоит мне поговорить с матерью этого студента, и все разрешится. Без угроз. Нужно только объяснить ей все как можно тактичнее.
– А ведь и правда, ты дипломат, – сказала задумчиво Женя. Ей вдруг вспомнилось, сколько раз он побеждал ее в спорах, даже тогда, когда ей казалось, что все козыри у нее в руках, и тогда он сметал ее доводы и выставлял себя в лучшем свете. – У тебя точно получится. Но как же я зла на Марину, потому что она, как и все эти безответственные анархисты…
– Женя, – перебил ее Эдуард и чуть усмехнулся. – Ты уже сто раз говорила об этом в эти несколько дней, да и главное…
– Что?
– Опять «белое пальто»?
– Почему?! Ты же знаешь, я не просто так сержусь на нее! Сколько людей можно было спасти, если бы все носили маски в общественных местах, если бы мыли руки, продукты… Эти «Марины» потом откажутся от вакцины, когда ее наконец выпустят, всех поставив под угрозу в очередной раз… Ведь это люди, живые, настоящие, кому-то дорогие. Тетя Аня могла бы не…
– Тетя Аня, – перебил ее Эдуард, и голос его показался Жене вдруг холодным и властным, – ходила каждое воскресенье в церковный хор и пела там без маски. Потому винить кого-то другого в ее смерти просто дикость, я бы даже сказал, верх цинизма. Она знала, на что шла, уже не маленькая девочка была.
– Ха! Ты хочешь сказать, она сама виновата?
– Нет. Я вовсе не это хочу сказать, – он повернул к ней лицо, осененное густыми волосами, в которых серебрились частые нити. Они так чудно сочетались с общим выражением молодости и подтянутости, которым был проникнут весь облик Эдуарда, как будто он изо всех сил сопротивлялся настигающим его летам. «Как он красив, а с возрастом становится все интереснее», – против собственной воли подумала Женя и с грустью вспомнила о том, как выглядела сама. Он между тем бросил на нее взгляд, полный какого-то смутного сомнения, будто думал про себя, что она любую его мысль перевернет против него, но Женя не поняла его взгляда. А он продолжал: – Я хочу сказать, что никто не виноват в ее смерти: ни мы, ни окружающие, ни батюшка, разрешивший хор. Если только китайские или американские власти, запустившие…
– Не начинай про заговор, – отрезала Женя.
– Почему нет? Знаешь, ни одна муха в мире не пролетит без того, чтобы это не было кому-то нужно. Кризис 2008 года начался со слухов, но кто их пустил? А мировой кризис 1929 года? Ты, верно, и не знаешь, с чего все началось. Так и теперь. Источник, первопричину всегда нужно искать там, где на катастрофе зарабатывают деньги.
– Зло там, где деньги? – усмехнулась Женя. В голосе ее слышалась недоверчивость, хотя она полностью разделяла веру в то, что сама же сейчас сказала. Но ее страсть перечить, происходившая из самых недр ее существа, не позволяла ей слишком скоро согласиться с мужем.
– Тетя Аня для себя все делала правильно. Она выбрала жизнь без страха. Помнишь, мы читали с тобой изречения мудрейших православных старцев, когда приехали в тот монастырь на реке? Помнишь, что там было написано про страх? Страх – это признак гордыни, когда человек трясется за свою жизнь как за величайшую ценность и не может принять тот факт, что все смертны и всему приходит пора отцветать.
– Я помню. Да, это правда, так и есть. – Но затем Женя вновь принялась говорить свое, от чего не могла отказаться ни при каких обстоятельствах и доводах, врожденное упрямство толкало ее произносить бесконечные слова, сколь бы они ни противоречили здравому смыслу и только что приведенным доказательствам правоты Эдуарда. – А все-таки священнику стоило приостановить хор. Хорошо, пусть он не боялся за себя, однако за других он бояться должен был. Он был в ответе за мою тетю, он ее погубил. Так или не так?