#на_краю_Атлантики

Нет, все-таки она не могла любить эту женщину, не могла примириться с ее дерзким нравом, неуправляемым характером. Сегодня ей вздумалось тянуть непосильную ношу – воспитывать сирот, а что вздумается завтра? Наплевать на все запреты и встать на сторону тех, кто за вечный хаос, анархию, беспредел? Она попыталась любить, попыталась дружить с ней, помня о хорошем к ней отношении Юли, но из этого ничего не вышло. Она бы зашла еще дальше в жгущих душу приступах нелюбви, даже ненависти, о, она бы накрутила себя, она знала, что накрутила бы, если бы не звонок телефона, внезапно прервавший эту агонию.

Это снова была сестра, Ольга.

– Женя, ну что, вы собираетесь?

– Сейчас начну собирать вещи. Да только не знаю как. Что с собой брать? Мне троих детей везти на автобусе, поезде, потом опять на автобусе и пешком. Еду какую-то надо с собой, одежду, наверное.

– Ты что, не на машине? Она ведь вроде твоя, ты же на свою зарплату покупала? Неужели Эдуард забрал?

Женя на несколько мгновений замерла. Какая машина? Ах да! Бережливая и неприхотливая, со своей зарплаты она накопила на недорогой автомобиль.

– Я уступила машину Эдуарду, – выдавила из себя наконец Женя, – он ведь на квартиру не претендует. Да и зачем мне машина? Я не умею водить, да и не смогу никогда.

– Ты до сих пор не научилась? Ох, да как же вы поедете? Тогда… оставь детей дома.

– С кем? – поразилась Женя.

– С отцом! – Ольга произнесла последние слова с таким возмущением, будто Женя совсем перестала понимать русский язык.

– Нет, никогда!

– Тогда позвони ему и попроси поехать с вами. Он разве откажет?

– Ну нет, просить никого ни о чем я не буду.

– Ох, какая же ты… упрямая! – она хотела сказать совсем другое слово, но вовремя спохватилась и смягчила эпитет.

Через полчаса Женя уже валилась с ног от усталости, потому что мальчики ее не слушались, не собирали вещи в рюкзаки, а если собирали, то складывали игрушки, бластеры, конструктор – то есть вовсе не то, что она просила, не самое необходимое для дороги: нижнее белье, футболки, кофты. Младший наотрез отказывался вытряхивать игрушки из рюкзака, он плакал и визжал, а Женя не знала, что на него нашло, ведь он был самым послушным из всех.

– Неужели вы не понимаете, что мне и так плохо! Я умираю от тоски! Моя мать умерла, ваша бабушка… – воскликнула она, теряя силы. Женя смотрела на непослушные лица мальчиков, на их дерзко задранные носы, выгоревшие на солнце брови, бледно-голубые глаза, волосы, бритые очень коротко, и не видела ни в единой черточке этих угловатых лиц сострадания. О детство, о непреодолимое и жестокое равнодушие, с которым ты смотришь на смерть и чужую скорбь!

И вдруг неожиданно в этот самый момент раздался звонок в дверь. Женя спохватилась: вдруг это органы опеки? Соседи не выдержали и пожаловались на нее, и вот они пришли именно тогда, когда она кричит на детей. Холод пробежал между лопаток. С ее детьми она могла ждать любые проверки, любые кляузы. Но несмотря на то, что она сама до ужаса боялась органов опеки, – когда не так давно она узнала о беде Марины и положении ее детей, то не смогла прогнать мысль о том, что все-таки у той детей изъяли заслуженно и что хоть сломанная рука была лишь поводом, но поводом, ведущим к истинным сокрытым причинам. И хотя сама она не знала и не могла назвать этих причин, но все-таки почему-то цеплялась за них в уме и приписывала Марине несуществующие грехи.

А теперь ей стало страшно за себя. Когда чувства взвинчены, ум отступает перед ними, а эмоции и страхи рисуют неправдоподобные сценарии, один беспросветнее другого. Она была на грани безумия. «Да, – сказала себе Женя на удивление спокойным голосом внутри себя, который так разнился с болезненным пламенем в груди, – это точно так, я как будто совсем потеряла рассудок. У меня мать умерла, а теперь детей заберут. Это кара небесная. А все потому, – вдруг все ее тело, весь ее разум пронзил беззвучный ток, и она как будто прозрела, – ах да, точно: все потому, что я, православная, была беспощадна к Марине. И не только к ней».

– Мама, ты откроешь дверь? – спросил старший сын, когда звонок повторился.

– Нет! – шикнула на него Женя. – Тихо, тихо. Нас нет дома.

Дети замерли, ничего не понимая, и испугались: полубезумные глаза матери вселяли ужас. Стало невообразимо тихо – так тихо, что слышно было, как на кухне гудит холодильник. У кого-то заурчало в животе. Вдруг послышался предательский хруст: это был поворот ключа в замке. Женя напрягла в себе все нервы, чтобы не закричать. Дети схватились за ее длинную юбку цепкими маленькими пальцами. Послышался звук отворяющейся двери и два тяжелых шага. А затем удивленный голос на всю квартиру:

– Ребята! Женя!