#на_краю_Атлантики

Смерть никогда не станет объяснимой, она никогда не станет ясной и прозрачной, сколько бы врачи и ученые ни бились над ней, сколько бы ни работали патологоанатомы и фармацевты, духовные лидеры… Ведь что бы ни говорила наука о том, как наступает смерть, через что именно, наше сознание никогда не сможет вместить в себя простую и нехитрую вещь: только что человек был – а теперь его нет. И если его нет, то… где он?

В осознании этой мысли нет ни лукавства, ни торжества, ни высокопарности, нет никакого обмана или удушающих переживаний – словом, нет ничего, только голая ровная истина. Только что он дышал, только что билось сердце, только что работал мозг, была возможность слов, но вот сию секунду ничего этого нет и, главное, уже не будет. Вчера вы только разговаривали по телефону, а с сегодняшнего дня ты уже никогда не позвонишь ему, не услышишь его голос, упреки, нытье, жалобы, непрошеные советы и одновременно… слова поддержки.

С приходом коронавируса многих семей коснулась смерть – неожиданно, непредсказуемо, а главное, что было самым болезненным, – преждевременно! Так думала Женя, когда известие о смерти ее тети, бывшей ей одновременно матерью, сразило ее. Она пока еще не пришла в себя и просто сидела на диване, вперив безжизненный взгляд в простую, но современную диагональную стенку с телевизором. Дети притихли на какое-то время в своей комнате, и, если бы не это обстоятельство, она никогда бы не поймала бесценный момент, не смогла бы замедлить свой ход, сесть на диван и погрузиться в бесконечные размышления, цели у которых не было, как не было и смысла, но без них ее душа – нет, часть души – омертвела бы. Ей нужно было проговорить свою скорбь, свою утрату, ей нужно было проводить тетю Аню в тот мир, и сделать это нужно было именно сейчас, когда чувства на пределе, когда в доме тишина, пока дети, школа, быт, похороны, поездка не закрутили ее в очередной виток беспросветной рутины, хаоса, работы, долга. Если задвинуть все эти мысли привычным жестом за ширму души, отложить на время, то все забудется, не вспомнится, и через это Женя станет еще мертвее.

…Нет, она больше не приедет к своей тете в гости, и та не выйдет во двор из чуть покосившейся деревянной беленой избы, чтобы встретить ее и внуков. Она не приготовит шаньги со сметаной, булочки с яйцом и луком, салат из помидоров и огурцов с огорода. Не будет ее настоящей домашней сметаны, творога, парного молока. Они будут все так же приезжать весной и осенью на картошку, но никогда, никогда эти поездки уже не будут такими, как раньше. В них не будет больше души. Не будет неприятного, но до боли знакомого запаха скотины во втором дворе: коровы, кур, кроликов. Женя вконец осиротела, и она вдруг с такой невообразимой горестью это осознала, что ей стало вдвойне обидно, что в столь отчаянный час Эдуард был не с ней, как будто это именно он легкомысленно бросил ее, а не она выставила его из дома.

Мать Жени, красивая, высокая, бойкая женщина с пышными черными волосами, большими цыганскими томными бархатными и черствыми глазами, когда-то жила в той же деревне, где после окончания техникума работала бухгалтером. Но она так быстро меняла мужей, и все они как один пили, кто-то распускал руки, кто-то, наоборот, терпел измены, что она быстро спилась вместе с ними и умерла в сорок четыре года.

Женю с трехлетнего возраста растила сестра матери, ее противоположность – нескладная, невысокая, костлявая, с выгоревшим бесцветным лицом и такими же мышиными волосами, но при этом она была жилистая, сильная, привыкшая к тяжелому деревенскому труду. Она вышла замуж, родила двоих детей. Это были сестра и брат Жени, и именно сестра с мужем отвезли мать в больницу, когда поняли, что она заболела не просто простудной инфекцией, а коронавирусом. Три дня! Она болела всего три дня, и уже на третий день стала задыхаться, близкие забили тревогу, и в больнице после КТ ей поставили неутешительный диагноз: 75 % поражения легких. «Если бы это была певица, спортсменка или артистка, то, быть может, за нее бы боролись, ввели бы в кому, – думала Женя, – но это была обычная женщина, обычный пожилой человек». Через два дня она угасла.

«Коронавирус! Скольких невинных людей ты отнял у нас по всему свету», – думала Женя. Да что ей был весь свет, когда горести пришли именно к ней, когда именно она утратила почти что мать. Ее не заботили статистики гриппа и других болезней, потому что она знала, что тетя Аня ничем не болела, в больнице не наблюдалась, в поликлинике тоже, а значит, она была бы жива, если бы не пандемия, если бы не всеобщая халатность таких бессовестных людей, как Марина, которые не носили маски и позволили вирусу захватить весь мир.