#на_краю_Атлантики

– Неважно… – Он заговорил вдруг с грамматическими ошибками, и Юле пришлось внимательно слушать его, чтобы не упустить столь важную для нее мысль. – Если у женщины первый брак был кошмаром, то второй брак, каким бы он прекрасным ни был, половина таких женщин постарается разрушить. Модель брака заложена в первом – и эта модель равна поражению, краху. Вы ждете крах – точно тот же, что был в первом браке, и вы его найдете, помяните мое слово. Будете придираться к мужу, пока не разрушите все… Если только… – Он резко замолчал.

– Что? – не вытерпела Юля, с напряжением слушавшая его.

– Я не дурак, чтобы выкладывать вам все карты на стол.

От неожиданности она рассмеялась. Лицо его выражало хитрое спокойствие и какую-то странную и насильственную власть над ней. Он был уверен, что имел такую власть над женщинами, потому и сейчас не сомневался, что Юля уже в его сетях и что теперь она сама будет просить его о свидании. Юля смеялась и чуть мотала головой – как одинаковы были мужчины, охотившиеся за женщинами: они полагали, что могут понять любую из них, и забывали, что у тех на уме может быть не только романтика или секс, но и дети, но и их судьба, их боль.

– Вы плут, Юрген! – воскликнула она сквозь смех. – Было очень приятно поговорить с вами, выслушать ваши столь самобытные взгляды. – Затем голос ее переменился и из доброго превратился в жесткий, она показывала ему, что никому не поддастся. – Но меня ждут друзья, – и она взглядом указала на Алину и Костю, которые уже вернулись и озирались по сторонам, не видя ее сквозь толпу людей, которая шла мимо бара и теперь задержалась прямо за Юлей и Юргеном, фотографируя закат.

– Взаимное уважение, – сказал он ей, когда она сделала шаг в сторону, – если этого нет, то ничто не спасет отношения.

Юля кивнула ему, как кивают, когда слышат что-то важное и бессмысленное одновременно, что западает в душу, но по-особенному, украдкой, неявно, без участия говорящего и как бы даже вопреки ему, и… ушла к друзьям.

На следующий день случились злосчастные августовские события. После работы Юля пошла на прогулку к плато, ей хотелось окунуться в прохладные воды и обдумать в очередной раз свою жизнь и жизнь Кати. Слова бельгийца, упавшие на благодатную почву многодневных сомнений, дали корни, проросли в бунтующие мысли и черным по белому всплывали перед глазами как что-то раздражающее, как назойливое бельмо на глазу, но от чего невозможно избавиться – во всяком случае, не так просто.

Да, это была та самая мысль, озвученная незнакомцем… Она искала поражения, она хотела краха и сама вела к нему их отношения с Йоханом. Но, справедливости ради, стоило заметить, что бельгиец не знал о причине их разногласий, он не мог знать, в чем именно обвиняла Йохана Юля. Он и не догадывался, что она считала, что муж равнодушен к Кате, и хотя она знала, что это не могло быть так, ведь он любил ее дочь, но она также знала, что он не мог любить ее с той же силой, что любила она, кровная мать. Он не мог жаждать ее исцеления любыми способами, даже запретными, как жаждала она. Потому они были непримиримы. Если только… Не отдаться волнам, судьбоносному течению… Оставить все так, как есть…

Дальше произошло то, что произошло. Океан чуть не поглотил ее, и Милош, этот странный отшельник, о трагедии жизни которого так мало знала Юля, стал ее спасителем. Он тянул ее сквозь бушующие волны, сквозь едкую соль во рту, гортани, носоглотке, в глазах, сквозь бездыханность, сквозь бессилие. Он тянул ее там, где и с двумя руками не выплыть, а он выплыл на одной.

Когда она пришла домой, Катя сначала плакала, а потом, лишь только Юля вышла из душа, в квартиру ворвались Костя и Алина.

– Я тебе сто раз говорила не купаться на этом плато! – говорила Алина, краснея. За преувеличенным гневом она, казалось, старалась скрыть свои переживания. – Ты же знала! Там столько людей погибло!

– Но я ведь… – начала было оправдываться Юля.

– Подожди, Алин, я тоже там часто плаваю после работы, – заступился за нее Костя. – И я не знал, что это так опасно.

– Не знал? Я сто раз говорила вам всем! – кипятилась Алина. – А ты все время забываешь все, что я говорю! Это что получается, ты, Юля, постоянно рисковала собой, когда у тебя дочь, а ты, Костя, рисковал собой, когда у тебя дети и… – она хотела было сказать: «и я на шее», но осеклась, потому как последнее обстоятельство и без того стало ей неприятно в последний год.

– Мы больше не будем, – сказала Юля, вытирая сухим полотенцем русые волосы, потемневшие от влаги. Чувства ее были притуплены после пережитого потрясения, и до нее как будто не доходила значимость слов друзей.

– Мамочка, – Катя, пораженная словами Алины, подбежала к Юле и обняла ее.

– А Милош-то как хорош! – воскликнул Костя.

Они все вместе вышли на лоджию, где солнце уже не плавило стены, стулья, диванчик, потому как оно сближалось с океаном, стремясь слиться с черной ночью.

– Нам рассказали о случившемся твои соседи, когда мы вышли гулять… Мы встретили их около дома, – говорила Алина, – это надо же, Юля чуть не утонула! Ну как так? Мы сразу к вам побежали.